— Я собрал твои вещи. Врач осмотрит тебя снова — и поедем домой.

Его голос проникает в сознание. Стучит в висках набатом. Он не может командовать! Не может приказывать.

У меня тут куча вещей, которые купил Алекс, и заставлял менять каждое утро. Смягчался, когда я злилась, но часто говорил твёрдо, чтобы я не смела отказывать.

— Я с тобой никуда не поеду! — зашипела я.

— Ещё как поедешь!

— Нет!

— Жень, — ага, как всегда, видит, что таким тоном меня не убедить и начинает говорить мягче. — Это небезопасно.

— Опасно рядом с тобой! Всё произошло из-за тебя! И хватит мне командовать, чёрт бы тебя побрал!

— Ругайся сколько хочешь, — нажимая на пульт, вызывает врача, — Через час будем дома.

Боже, как же хочется просто подойти и вылепить ему пощёчину! Ведёт себя так, словно я его собственность.

— Козёл! — ворчу себе под нос, поправляя на себе одежду, после проверки врача.

— Так и есть, — издаёт тихий смешок, прикрывая рот ладонью. Но в глазах грусть. — Так меня ещё никто не называл.

Физическая боль утихла, но душевная не скоро утихнет…

Мы выходим из больницы. Холодный зимний ветер бьёт в лицо, развевает мне волосы. Но в то же время в голубом безоблачном небе ярко светит солнце.

Алекс открывает дверь и я сажусь в машину. Мы едем домой в полной тишине, хоть и я хочу кричать, орать и высказать всё, что накопилось. Но какой толк? Он просто скажет: "Да, ты права", и всё. Он не отрицает ничего — ни единое слово, которое я злобно выплёвываю ему в лицо почти каждый день.

Доезжаем. Так же молча поднимаемся на нужный этаж. Захожу в квартиру и первым делом иду в душ. Не хочу с ним оставаться наедине. Помоюсь и ложусь спать, хоть совсем этого не хочу. Я и так несколько дней лежала и буквально задыхалась от безделья. Я не привыкла к такому графику. Режиму.

Надеваю на себя махровый халат и быстрыми шагами направляюсь в комнату. Слышу на кухне звук кофеварки, значит, Алекс там. Сушу волосы, укладываю, делаю всё возможное, чтобы убить время. Не хочу с ним сталкиваться. Он говорил, что хочет серьёзно поговорить. Если я этого раньше очень сильно желала, то сейчас наоборот — я не готова.

— Жень, — Алекс долго не выдерживает и стучит в дверь, — Выйди, нам нужно поговорить.

Поговорить…

Я не отвечаю. Притворяюсь глухой.

— Жень, открой дверь… — не замолкает. Стучит.

Сколько ещё можно откладывать разговор? От кого я убегаю? Открываю дверь и выхожу. Сажусь на диван. Он ставит на письменный стол кружку с капучино. Садится рядом.

— Ты не можешь убегать от меня вечно, малыш. — шепчет. — Ты же хотела знать, почему я женюсь и кто это с тобой сделал? — он указывает на меня, а потом опускается вниз и не отрывает взгляда от моего живота. Пару минут. Тишина. Он молчит, я тоже.

— Первое уже неинтересно, Алекс. Иди, женись на ком хочешь! Я тебя ненавижу! — голос предательски дрогнул. Представляю его свадьбу с другой и по телу дрожь пробегает.

— Врёшь! — утверждает. — Сделал это родственник той… — он не договаривает, замолкает на полуслове и сжимает челюсть. — Я его найду, Жень. Обещаю.

— Зачем? Что ты этим добьёшься? Вернёшь малыша? — слёзы текут. Я говорю совсем тихо. Спокойно. Не кричу, не срываюсь, словно смирилась. Да и на самом деле, что теперь изменится? Хоть ночами реви. Нет его. Нет ребёнка моего. И не будет. Я не стану матерью.

— Моя хорошая, — он стирает слёзы с моей щеки и целует в лоб, а я даже не сопротивляюсь. — Прости меня, — сглатывает и продолжает через пару минут, — Помнишь, ты из-за матери пришла? Деньги хотела? Так вот, я также… Вынужден на ней жениться ради отца, Жень…

Я поднимаю на него взгляд и вижу в его глазах грусть. Горечь. Да, ему тоже больно. Но почему он это говорит сейчас? Почему не сказал, когда я спрашивала? Ведь я поняла бы. Приняла. Была бы рядом. Поддержала. Если это был фиктивный брак, я бы его до конца жизни ждала бы, зная, что он женится на ней поневоле!

— Но сейчас… — он делает короткую паузу, говорит с трудом. — Мне… Жень, он убил человека. Отец. И его шантажируют…

— Я поняла. Не надо. Не нужно договаривать.

Его отца шантажируют и чтобы он не отправился в тюрьму, Алекс решил пожертвовать нами. Поставил под удар нас.

Но с другой стороны, возможно, он не знал, что так поступят. Что мне навредят.

О, Боже… Как же это трудно… И сейчас Алекс держит меня рядом только из-за жалости. Ему жаль меня и, быть может, совесть не позволяет.