– Мой почтенный господин, я вижу, вы благословлены долгом гостеприимства. Но все же позвольте отнять немного вашего времени, - весьма учтиво попросил Бональд из Ашей. У него даже не было с собой меча, вместо длинномера на ремне висел кинжал с треугольным и очень широким в основании - не меньше ладони - клинком.

Фрельс опять как будто с трудом оторвал взгляд от разряженного кавалериста и сосредоточился на вежливом собеседнике.

– Да, - машинально сказал он.
– Позволю… Разумеется, позволю.

– Турнирный меч, - барон заметил, что Раньян все еще держал в руках оружие.
– Редкий клинок в наших краях. Соблаговолите ли назвать себя?

– Меня звать Дотта, - мрачно отозвался Раньян, обозначая довольно ловкий и куртуазный поклон.
– Дотта с севера. Я не имею чести носить благородную фамилию.

– А оружие дворянина, - приподнял бровь его милость.
– И весьма дорогое.

– Ассизы не запрещают простолюдинам владеть дорогим оружием, - снова поклонился Раньян.
– Это подарок.

– Ценный дар, - продолжал хмуриться Бональд, и в воздухе повисло невысказанное, однако явно подразумеваемое «слишком ценный».

– Я охранник на жаловании, Ваша милость. Встретил одного господина, которого сильно потрепали неблагоприятные обстоятельства и дорога. Я помог ему, он же счел возможным отблагодарить меня оружием.

– И как же звали того щедрого господина?

Фрельс недовольно поджал губы, но смолчал, ему не нравился допрос гостей, однако барон пока не перешел неких границ.

– Арфей.

– Просто Арфей?
– сощурился Бональд.

– Он не стал назваться полным именем, а я не спрашивал. Если достойный господин считает нужным сохранять инкогнито, негоже покушаться на его намерение.

– Хорошие слова, - одобрил Бональд.
– И что же за услуга? Или это тоже тайна?

– Нет, Ваша милость. Я нашел его, раненого, истекающего кровью на дороге. Согрел, разведя костер, поделился припасами, перевязал раны. Затем помог добраться в город и найти хорошего лекаря. Он счел себя обязанным и дал мне меч.

– На северной дороге, надо полагать?

– Да.

– Какая самоотверженность, - саркастически протянул барон.
– Редкая честность в наши дни. Я бы скорее поверил в историю с обобранным трупом. Или ударом кинжала в спину.

– Да, к сожалению, в наши дни бывает и такое, - Раньян склонил голову, возможно, чтобы длинные пряди скрыли выражение лица бретера.

Горец, прислонившись к забору, тихо заматывал повязку, как будто все происходящее раненого совершенно не касалось. Барон повернул к нему голову и внезапно с недоброй ухмылкой сказал:

– Ходили слухи, в лесу к востоку отсюда насторожили самострелы на браконьера. Хитрая была сволочь, все ловушки обходил. А от самострела не сбежал. Бьюсь об заклад, если тряпку размотать, рана будет очень приметная.

Елена опустила голову ниже, чтобы никто не заметил кривую ухмылку. Что-то подобное она и предполагала, охотники ставили бы надежные, проверенные силки, а не сложный самострел с дорогой стрелой.

– Упал, на ножик наткнулся, - отозвался Марьядек с подходящей мрачностью. Немного подумал и добавил.
– Ваша милость.

– Я бы попросил не учинять допрос, - с очень заметной неуверенностью сказал фрельс, и Елена только сейчас припомнила, что так и не расслышала его имени накануне.
– Это мои гости, я не видел от них дурных поступков и не слышал дурных речей. Отсюда и пока долг не призовет их дальше в путь, они под моей крышей и защитой.

– О, мой любезный друг, они вроде как не под крышей, - улыбнулся барон. Скверно улыбнулся, нехорошо, однако Елена почему-то не чувствовала угрозу и настоящую опасность. Как будто его милость играл представление для одного зрителя.

– Так что обычай и буква закона оказались бы соблюдены в точности.

– Буква, но не дух. Так что, все же…

– Будь по-вашему, - Бональд развел руками, дескать, не могу отказать.

Хитрый жук, подумала Елена, хитрый и остроязычный. Ловко у него получилось на голых словах все вывернуть так, будто это не фрельс в своем праве дать убежище гостю против которого нет явных улик, а барон делает снисхождение, отступившись. Опасный человек. Хорошо, что Грималь уже скрылся в доме, унося Артиго. Хотя… возможно как раз наоборот, это могло возбудить интерес и подозрение, впрочем, что сделано, то сделано.