– Ты чего, - девушка посмотрела на лекарку едва ли не с жалостью.
– Откуда у нас такая публика? тут на одних декорациях разорились бы.

– Богатеи разные, им просто размалеванную тряпку не покажешь, - поддакнул Кимуц.
– Этим чтобы красиво надо.

– Исправим, - подняла уверенно ладонь Елена.
– Заинтересуем и привлечем! Изящными декорациями в здоровом минимализме.

– Это как?
– во взгляде акробатки сомнение по-прежнему боролось с чем-то еще… Чем-то непонятным, несчитываемым для Елены.

Лекарка и по совместительству самозваный продюсер глянула на собеседницу, отметила то, чего раньше не замечала. Все еще красивое, но явно не раз штопаное платье, Ровные стежки, в которых ясно читалась мучительная попытка совместить красоту, прочность и экономию дорогих ниток. Тени под глазами акробатки, первые морщинки в уголках губ. Прическу, явно рожденную попыткой сделать красиво овечьими ножницами над тазом с водой.

Она ведь такая же, как я, подумалось Елене. Да, между нами пропасть, но как мы все-таки похожи… Ее жизнь - постоянное балансирование на грани выживания. Регулярный холод, частое недоедание. Боль в уставшем теле, ноющие суставы, растянутые мышцы. Монетка к монетке, худой кошелек. Вечное опасение, что кто-нибудь обидит, а то и ограбит или просто убьет, ведь дорога всегда опасна. Ответственность за толстого пьяницу, отекшего из-за больных почек, регулярные мысли: а не послать ли все это в задницу? Но притом опасение: а что я буду делать, что я умею, кто мне будет рад?

Теперь Елена отчетливо понимала, что второй эмоцией во взгляде Жоакины была надежда. Нелепая, смешная для самой акробатки, но все-таки надежда. И тут продюсера ударило, как молотком по голове. Мысль была короткой, простой и яркой, словно удар молнии. Бредовой, не отнять. Однако… ничего лучше она сейчас придумать не могла, и терять было уже нечего.

– Итак… - Елена подняла руки в драматическом жесте.
– Ночь. Тьма. Зловещая музыка…

Елена строго посмотрела на Гаваля и спросила:

– У нас будет зловещая музыка?

Менестрель часто закивал, показывая свой маленький инструмент. В доказательство музыкальных талантов он быстро перебрал металлические пластинки, извлекая из деревяшки довольно громкую и зловещую мелодию, похожую чем-то на «Лакримозу» Бетховена. Или Моцарта? Хотя неважно!

– Зловещая музыка, - повторила Елена, делая пару шагов в сторону, будто освобождая невидимую сцену, резко повернулась к аудитории, подняв указательный палец в требовании тишины и внимания.

– Появляется человек. Он велик и силен. Черты лица его суровы, в них чувствуется Зло.

Елена посмотрела на Кимуца и деловито спросила:

– У вас есть грим? Чтобы на лице прям читалось Зло?

– Ну-у-у… - осторожно протянул клоун. – Так-то можно придумать… - он провел широкими ладонями по испитой физиономии.
– Для начала тени сажей оттенить… Ну да, придумаем, ежели надо.

– А силу сделаем накладками в рукава, чтобы плечи казались широкими, - подсказала Гамилла, которая то ли вошла во вкус, то ли поняла, что сказительница в отчаянном положении, нуждается в хоть какой-то помощи.

– Вот именно, - значительно согласилась Елена.
– Этот зловещий человек с печатью Зла на злом лице уходит в город. Он ищет… Ищет человека.

– Человек ищет человека, - повторила акробатка, которую, судя по всему, не очень впечатлил концепт.
– А зачем?

– Как зачем?
– показательно удивилась Елена.
– Чтобы убить, конечно.

– А… - осеклась Жоакина.
– Ну да.

Сценаристка набрала побольше воздуха, готовясь предъявить кульминацию, и выпалила:

– И у него железный скелет!

– У кого?
– не понял Кимуц.

– У злого человека. Ведь это выходец из ада, - замогильным голосом произнесла Елена.
– На самом деле это демон, принявший вид человека. Он должен убить женщину, которой суждено…

Твою же судьбу, а что ей суждено? Они же попросту не поймут концепцию изменяемого будущего. А всадники ближе и ближе… Еще немного и можно будет уже рассмотреть физиономии, а также символику флажка.

– Суждено родить Посланника!
– провозгласила Елена, чувствуя себя то ли гением, то ли клиническим идиотом, и заторопилась развить идею, пока не прервали.
– Посланник, конечно, суть воплощенное дыхание Пантократора, но рождается человеком, от мамы и папы.

– А это, значит, мать?
– уточнила акробатка.
– Которая должна родить Посланника?

– Да!

– Пророка тогда уж, - неожиданно подсказал Кадфаль.

– Действительно, - без колебаний согласилась Елена.
– Казалось бы, несчастная обречена… За ней по пятам идет чудовище в людском обличье, но человеку лишь подобное.

– С железным скелетом, - повторила Жоакина, глядя куда-то вверх, будто представляя воочию чудовище, созданное памятью и фантазией Елены.

– Да! Оно знает имя жертвы и убивает всех женщин, отзывающихся на него. Но вот, когда зло готово торжествовать…