Много лет в ее аккуратном серебристом рюкзачке неизменно лежали спасительные таблетки: мигренями Алиса страдала лет с 12. Врачи и обследования объяснения этому не находили, поэтому она смирилась с необходимостью иметь при себе пару белых невзрачных пилюль. Но сейчас их с собой не было: перед началом учебы в универе Алиса купила сумку посерьезнее, с ней и ходила на пары. На прогулки неизменно брала с собой удобный рюкзачок, который, пусть и был потрепанным на вид, но для нее имел личное, очень важное значение. И, конечно же, она время от времени забывала перекладывать вещи. Вот и сегодня второпях не положила маленький контейнер в сумку.

Поэтому она пыталась хоть как-то облегчить свое состояние – но, увы, лучше ей не становилось. Постепенно к боли стала прибавляться еще и тошнота, а вместе с этим звуки вокруг стали терять громкость и резкость, погружаясь в пелену недомогания, превращаясь в назойливый гул. Алиса на секунду оторвала глаза от тетради и посмотрела на лестницу аудитории, на которой там и тут были разлиты солнечные лужи. Тут же скривилась, настолько больно ей было смотреть на свет. Одновременно с ей вспомнились слова мамы: не морщись как куриная жопа, устанешь потом от морщин избавляться. От воспоминания о матери боль только усилилась, и Алиса глубокого задышала, надеясь унять хотя бы тошноту.

Она была бы рада уйти с занятия, но пару лекций назад, когда только начинался первый семестр ответственного, как их заверили, первого курса, седой, наполовину лысый и очень серьезный преподаватель по высшей математике заявил: «Единственное оправдание для вашего отсутствия – если умерли вы или ваш родственник». Алиса уже на полном серьезе думала выдумать смерть какой-нибудь никогда не существовавшей троюродной бабушки двоюродного дяди, лишь бы выйти на свежий воздух.

Воспринимать то, что говорит лектор, было физически невозможно. Из последних сил она сидела и механически записывала лекцию, пытаясь справиться еще и с шумом в ушах. И как только она смирилась с таким небывалым богатством неприятных ощущений, в шуме, звучавшем у нее в голове, она различила отчетливое «Василиса, ты нужна вам. Василиса, найдись, прошу тебя».

Алиса вздрогнула, замерла, вскинула голову и, превозмогая боль, начала вертеться по сторонам, пытаясь понять, кто из однокурсников так над ней пошутил. За что сразу же получила замечание от преподавателя, который саркастически поинтересовался, что в аудитории оказалось интереснее его слов. Алиса смутилась, тихо ответила «ничего», получила щедрую порцию смеха со всех сторон и вжала голову в плечи.

Но это «Василиса» теперь не давало ей соображать еще сильнее, чем головная боль. Кто среди сидящих вместе с ней за партами мог знать ее настоящее имя? Она ведь сменила его всего пару месяцев назад. Всю свою жизнь она мечтала об этом моменте, и только когда выпорхнула из-под опеки матери (которая и была-то на самом деле одним названием), добралась до паспортного стола и исполнила мечту. Вместе с данным при рождении именем она стремилась оставить где-то позади вообще все, что было связано с рождением, взрослением и жизнью в родном городке. Да и само «Василиса» казалось ей дурацким, старомодным, неуместным. А ведь было достаточно всего лишь оторвать несколько букв – и больше не кривиться каждый раз, когда к ней обращаются по имени.

Еле дождавшись конца лекции, она собралась так быстро, как могла, боясь сделать лишнее движение, чтобы не усилить боль. С огромной радостью вышла из здания университета. Здесь боль начала отступать. Алиса не могла вспомнить, когда у нее последний раз был приступ такой силы. Мигренями она мучилась часто, особенно рьяно они донимали ее, когда Луна была похожа не на круглый космический сыр, а на острый серп.

В последний год перед поступлением Алиса свои мигрени уже и не замечала: ей хотелось как можно быстрее уехать из своего небольшого городка, убраться подальше от старых друзей, которых не интересовало ничего, кроме сплетен и возможности выпить чего-то горячительного на лавочке возле подъезда. Поэтому любое недомогание отодвигалось в сторону. Прекрасно понимая, что семья не сможет обеспечить ей платное образование, Алиса делала все, чтобы поступить бесплатно – и добилась своей цели. Равнодушно поцеловала мать на вокзале, схватила свой маленький чемоданчик, пообещав сказать новый телефон и адрес, куда можно будет отправить зимние вещи, и с большим облегчением уехала к своей мечте. И вот сейчас, когда она наконец живет вдали от дома, ее прошлая жизнь каким-то фантастическим образом ее догнала.

Алиса постояла на улице еще 10 минут, вдыхая терпкий осенний воздух. В нем смешались влажность дождя, аромат прелых листьев, доживающих свой век на прохладной земле, и кисловатый запах растворимого кофе из студенческой кофейни на первом этаже. Алисе даже показалось, что в воздухе пахнет гвоздикой и сушеными соцветиями укропа. Стоя с закрытыми глазами, она улыбнулась: так, наверное, сейчас пахнет у бабушки на даче, пока она закатывает любимые огурчики Алисы на зиму.

Это воспоминание и свежий воздух смогли облегчить ее состояние. Не настолько, чтобы она почувствовала себя полноценным человеком, но до той степени, чтобы ей хватило сил добраться домой и до лекарств с кроватью.

Алиса направилась в сторону метро, стараясь двигаться как можно более плавно. Обошла здание, завернула за угол и тут же наткнулась на черную собаку. Хотя она и держалась на достаточном расстоянии, Алиса смогла оценить ее размеры: псина доходила ей как минимум до пояса, почему-то напоминала волка и производила впечатление не самого дружелюбного животного. Алиса отвела взгляд, вспомнив бабушкино наставление не смотреть в глаза собакам, если страшно, и как можно более уверенным шагом продолжила путь до станции. Спустя сотню метров повернулась и с неприятным удивлением обнаружила, что собака увязалась за ней. Не бежала, не проявляла агрессии. Но Алисе показалось, что она обдуманно и целенаправленно идет за ней по пятам. Девушка старалась отогнать ее и шыканьем, и говорила ей «А ну-ка уйди», но собака не реагировала. Алисе стало не по себе, и она ускорила шаг.

Псина шла за ней до самого входа в метро и только там остановилась, не сделав больше ни шага, вероятно, испугавшись шума. Напоследок Алиса обернулась удостовериться, что собака отстала. Но встала как вкопанная: ей померещилось, что собачьи зрачки загорелись красным. Она крепко зажмурилась и снова открыла глаза: животного уже не было.

И если после встречи с неожиданной спутницей Алиса чувствовала странный дискомфорт, то в этот момент внутри нее мотком колючей проволоки разворачивался леденящий ужас. На пару мгновений ей показалось, что и погожий сентябрьский день стал ощутимо холоднее. Она передернула плечами, поежилась и, как могла, быстро, окунулась в теплый воздух станции метро.