Алиса осторожно взглянула в щель между двумя полотнами. Ну, с ума она не сошла, это уже хорошая новость. А вот то, что у нее во дворе стояла вчерашняя черная псина, и теперь совершенно четко было видно, что ее глаза пылают красным, – новость так себе.

Первым порывом было сбежать из квартиры. Неважно куда, просто подальше от этого животного: собака внушала ей неприкрытый ужас. Вторым – позвонить матери или бабушке. Но Алиса тут же себя одернула. Бабушку не хотелось беспокоить: Алиса ее слишком сильно любила и не хотела пугать.

Ну а матери… Наверное, живущая где-то внутри Алисы маленькая девочка, которой так сильно не хватало материнской любви, этого хотела. Но повзрослевшая Алиса так никогда бы не поступила.

Мысли о матери в момент вытеснили возникшую панику. Как всегда. Стоило только подумать о ней, все другие эмоции отступали на задний план. Вместо них приходила тупая ноющая боль. Алиса взрослела, менялась, познавала, училась, но мать за все годы так и не смогла понять.

Что заставило ее так стремительно, будто прыжком в пропасть, развестись с ее отцом и увезти дочь за тысячи километров? Раз и навсегда одним рубящим бессмысленным движением оторвать шестилетнюю Алису от того, кого она бесконечно любила, с кем ощущала себя в безопасности? Возможно, были какие-то предпосылки, ссоры, что-то, вынудившее мать так поступить. Но как Алиса не старалась, она не могла вспомнить: последние два месяца перед отъездом провалились в черноту, и ни одного события оттуда Алиса вытащить так и не смогла.

Из того периода жизни осталась только острая тоска по отцу, их совместным играм и занятиям. По его сказкам перед сном, которые он никогда не читал из книжек, а всегда придумывал сам. О небесном цирке, где выступают только крылатые слоны и полупрозрачные павлины. О девочке, умевшей наколдовать в нужный момент дверь в другой мир и спрятать там надоедливое чудовище. О золотоволосых ведьмах, собиравших солнечный свет, чтобы варить из него варенье и холодной зимой каждый день пить с ним чай. Эти сказки она хранила как драгоценности и доставала время от времени, чтобы об них согреться.

Еще больнее было от того, что отец не пытался ее найти, не писал и не звонил. Хотя она смутно представляла, как у него это получилось бы в огромной стране. Она мечтала всего один раз поговорить с ним, обнять, спросить, почему так вышло. Рассказать об оценках, учебе и мечтах. Ей часто снилась их встреча, и она неизменно просыпалась в слезах. Можно было бы поделиться этим с мамой, если бы спустя пару лет попыток посвятить себя воспитанию ребенка она не признала, что это ей абсолютно не по душе. И скинула девятилетнюю тогда еще Василису на собственную мать, выбрав между ней и мимолетными романами именно их. Ее не волновало, что происходит с Алисой, как она учится, чем она увлекается и что заставляет ее грустить.

Сначала Алисе казалось, что всему виной именно она. Что с ней что-то не так, и поэтому мама ушла от отца, перестала уделять дочери внимание, из-за этого же иногда сидела с бокалом вина, а потом, слегка шатаясь, ложилась спать с неизменным «Вот вырастешь, и до тебя дойдет. Я хотела тебя уберечь».

Алиса росла, но до нее не доходил «глубокий» смысл этих действий. Зато приходило безразличие, чего нельзя было сказать о матери. Которая постепенно то ли мудрела, то ли осознавала, что жизнь – штука, конечно, интересная, но вечно ее жить не получится. В конце концов, стакан – ну или бокал, – кто-то ей в старости приносить должен. Поэтому ближе к совершеннолетию дочери стала настойчиво набиваться ей в подруги. Писать, звонить, звать куда-то прогуляться вместе.

Алисе же это стало не интересно. Момент, когда мать ей была нужна, давно прошел. Трещина в ее душе каждый день становилась все шире, а потом с грохотом отвалилась та бесконечно важная часть, где жила безусловная любовь к родительнице. Поэтому все попытки матери пообщаться Алиса старательно игнорировала, сосредоточившись на своих целях.

Еще в 14 она приняла решение сменить имя. Усиленно училась, много читала, не отвлекалась на невинные развлечения вроде прогулок с подругами. Да и подруг у нее особенно не было. Ее одноклассницы были сплошь из благополучных полных семей и всегда с усмешкой косились на Алису.

Но ей было плевать. У нее была цель, конкретные и измеримые планы, в которые общение с матерью никак не входило. Та, в свою очередь, регулярно плакала, вопрошая «Когда я тебя упустила» и «Что я сделала не так». Что именно «не так», Алиса могла бы рассказать в самых ярких подробностях. Заодно назвать конкретный день и время, когда за мамой закрылась дверь, а бабушка обняла девочку своими теплыми руками и тихо прошептала: «Будем теперь вдвоем с тобой. Надеюсь, хоть в этот раз я ошибок не наделаю». Но она лишь окатывала мать волной презрения и молча отворачивалась или бросала трубку.

Поэтому звонить матери, с которой Алису связывала теперь только фамилия, было просто сиюминутным порывом. Зато она вновь сразу же успокоилась. К своим восемнадцати она в полной мере ощутила, насколько эффективным лекарством от других любых эмоций, даже самых сильных, могут быть призрачные воспоминания из детства.

Кофе еще не успел остыть, и девушка сделала несколько обжигающих глотков, чтобы окончательно прийти в чувство. Собака с красными глазами? Замечательно, выясним, что это за экстравагантное воплощение странных фантазий заводчика-селекционера, и будем воспринимать ее как факт.