А потом случилось то, чего уже никто не ожидал. Большинство монстров продолжало слепо переть на своих врагов, бестрепетно погибая от их рук. Но вот некоторые вдруг осознали, что столкнулись с ужасным противником и повернули назад. С диким воем чудовища удирали.

Площадь перед главным храмом стремительно пустела. Часть созданий удирало восвояси, часть быстро уничтожалась рытниками. И Храмовые скалы воспряли духом. Там и сям вновь открывались двери, откуда выбегали немного отдохнувшие мужчины. Большинство из них в руках держало настоящие клинки, и только некоторые были вооружены чем попало, вроде железного штыря Азаря.

Вернулись остальные рытники. С близкого расстояния их лучи прожигали бестий насквозь. Скоро людская армия сама собой организовалась в следующий порядок. Первыми шли семеро, которые принимали на себя основной удар. Точно коса оратая, они укладывали целые шеренги чудовищ – карающий меч церкви во всей своей красе и славе. Следом дрались обычные рытники, их боевое искусство и магия тоже творили чудеса. Хоть уставшие и изрядно потрёпанные, они всё ещё представляли собой грозную силу. Даже воины самых низших ступеней посвящения укладывали одного-двух чудовищ за раз. И замыкали обычные служки, часть из которых, правда, владела боевым исихазмом. Эти – простые священнослужащие – добивали тех, по кому не прошёлся молот цепных псов Храма. Они же прикрывали фланг, правда, в этом уже не было нужды.

Люди уверенно гнали чудовищ прочь.

Последняя битва разыгралась на берегу. Когда отрезанным от океана громоздящимися друг на друга морскими посудинами бестиям ударили в спину. Отчаянно взвыв, чудовища снова бросились в свою последнюю гибельную атаку.

Поддавшись боевому исступлению, славя Господа, священники бросились в бой так же, как до этого бросались дивии люди. Ошалев от крови, они сражались в тот момент так, что позавидовал бы любой ратник от Нефритовой скалы до Михды.

Некоторых монстров рытникам удалось загнать на обломки кораблей и сжечь вместе с вражеским флотом. Остальных, в конце концов, взяли в кольцо и перебили.

Бой был выигран.

Капелланы, дьяки, подьячие, викарии, монахи, схимники, исихасты – словом, все, кто сражался с тварями честным оружием, воздели клинки к небу и закричали. Этот крик ликования громом прокатился над Храмовыми скалами. Люди исступлённо танцевали, как малые дети они показывали трупам неприличные жесты. Кто-то падал на колени и хватался за голову. Кто-то выл, задрав голову к небу.

Пошатываясь, к главному храму возвращались рытники. Они по своему обыкновению оставались молчаливы.

Семеро воинов, переломивших ход битвы, сидели на берегу и печально следили за исполинским пожаром, охватившим некогда грозную флотилию Безумного рива.

Азарь собственными глазами видел, как семеро рытников без всякой помощи и поддержки расчистили площадь от мрачных созданий. Он надолго впал в оцепенение и едва не забыл избавиться от обломка пола в его руках.

Когда Храмовые скалы вышли на улицы для своей атаки, оцепенение немного спало. Ересиарх выбросил камень в окно, вроде даже кому-то на голову, но он не был уверен.

Медленно отойдя от окна, Азарь сел на холодный пол и взялся за голову.

За ним пришли сразу, как только закончилась битва на берегу. Ширкнул засов, и на пороге возник рытник в надвинутом на лицо капюшоне.

– Выходи! – коротко бросил он.

Азарь медленно поднялся и вышел.

Его привели в уже знакомую пыточную. Горн едва теплился. В пыточной за столом сидел Илия, комната освещалась несколькими свечами, стоявшими перед голосом Синода. В остальном помещении царил сумрак. Больше никого не было.

Голос Синода отдал какие-то распоряжения на ухо рытнику, и тот, коротко кивнув, оставил Илию с Азарем наедине.

– Здравствуй, сударь мой, ересиарх, – глядя на короткое стило в своей руке, медленно проговорил Илия.

– И тебе не хворать, преподобный.

На этот раз Азарь не садился в своё дробящее кресло, а стоял перед священником, сложив руки спереди. Голос Синода нервно крутил писало между пальцами и не смотрел на ересиарха.

В исполинской печи едва слышно трещали поленья.

Молчали долго.

Потом Илия заговорил. Медленно, сквозь зубы.

– Признаться, мы все недооценивали твоё могущество, Азарь. Сегодня я попался на ту самую удочку, от которой надеялся уберечь Храмовые скалы. Я думал, что мы слишком размякли в этой спокойной жизни и сам не понял, как сильно пьян моей иллюзорной властью над тобой, – Илия усмехнулся. – Я ставил в укор Синоду, что мы проглядели становление целого ересиарха, а сам не заметил противника, которого ещё не было у Храмовых скал, а ведь он был прямо перед носом. М-да… и это стоило жизни сотням и тысячам наших братьев и сестёр. Хотя ты предупреждал. Ты говорил нам в лицо, чуть ли не прямым текстом, что весь Храм у тебя в руках, а мы пропустили это мимо ушей. Как ты там сказал? Я есть судья?