Вот достоверный факт: на сельских дорогах погибает больше людей, чем на городских улицах. Причина? Большее расстояние до больницы. Из Хоксхеда до ближайшего отделения скорой помощи не меньше часа езды. Добавьте к этому время, которое понадобится санитарной машине, чтобы добраться до пострадавшего.

Вот почему мы полагаемся на авиацию благотворительных организаций. И вот почему моего сына и сбившего его водителя везли сейчас на вертолете «Британской воздушной скорой помощи», а я следовала за ними на машине.

Позже я не могла вспомнить ни минуты из своей дороги до больницы Фернесса. Какой маршрут я выбрала? Задерживали ли меня пятничные пробки на дорогах? Купила ли я билет на больничную парковку? Позже я с удивлением пойму, что целые часы того дня выпали из моей памяти. В следующие месяцы события этого ужасного дня будут возвращаться кусками, мимолетными впечатлениями, и, пытаясь ухватиться за них, я понимала, что думала лишь об одном: почему я не бежала быстрее? Почему я не ушла из отеля раньше? Почему я вообще согласилась на предложение Скотта Элиаса?

Так работает мозг. Он не хочет смотреть в глаза ужасающей правде, он всегда ищет какую-нибудь лазейку. Кроличью нору, в которую можно спрятаться. Возвращается к событиям, словно они еще не произошли, и их можно предотвратить.

Рассудок приказывает мозгу прекратить. Убеждает, что это бесполезно. Но круговорот мыслей не остановить.

Если бы я перевела деньги на карточку Уинстона, он бы вернулся вовремя. С ним Джордж был бы далеко и в безопасности. А если бы мы не расстались, у Джорджа все еще была бы собственная собака, и он не шел бы по тротуару с Фокси. А если бы я вышла замуж за надежного парня… Если, если, если…

— Миссис Туви?

Я встала.

— Пройдемте со мной, — сказала медсестра.

Она была маленького роста, а на фоне белых стен отделения интенсивной терапии казалась еще меньше. Но я могла бы поспорить, что эта женщина может поднять вдвое больше собственного веса. В реанимации все такие.

— Он жив? — прошептала я.

— Пойдемте, чтобы поговорить подробнее. Вы ведь физиотерапевт?

— Он жив? — тупо повторила я.

— Жив.

— В сознании?

Она опустила глаза.

— Пока нет. Его только переводят из службы экстренной помощи в палату.

— Какие у него травмы?

Кажется, я кричала, но она не обиделась. Она задержала мой взгляд и стала загибать пальцы:

— Двойной пневмоторакс, — сказала она. — Перелом правой голени, открытый. Он стабилизирован, раны обработаны. Потеря кожи, вероятно, понадобится пересадка. Возможно, позже мы сделаем компьютерную томографию живота, но сначала нужно было ввести дренаж в легкие. В брюшной полости никаких признаков кровотечения. Дистальная пульсация ниже перелома в норме.

— Потеря сознания? Травма головы?

— Пока не знаем. Явных признаков нет, но не знаем. Так обстоят дела на данном этапе. Вы здесь одна? Вам нужен сопровождающий?

— Моя сестра уже едет. Его отец застрял в Корнуолле. Я не могу ему дозвониться. Приедут мои родители, но не раньше чем через пару часов.

Она кивнула и спросила имя моей сестры. Сказала, что оставит сообщение на ресепшне, чтобы ее пропустили в реанимацию. Петра была не в себе. Она и говорила-то с трудом, не то, чтобы вести машину. А Винс успел выпить, так что…

Медсестра сказала:

— Леди, которую доставили нам тем же вертолетом? Водитель? Она…

— Мы не родственники, — холодно сказала я.

— Оу.

— Она жива? — спросила я.

— Да. Она в сознании. Мне показалось, что она знает вашего сына.

— Она переехала через моего сына, — сказала я.

Медсестра кивнула:

— Она очень расстроена.

— Думаю, да. Можно мне сейчас к нему?

Женщина повернулась, и я последовала за ней. Ее обувь быстро щелкала по линолеуму, и когда мы подошли к отделению интенсивной терапии, она набрала шестизначный код на панели замка. Ничего не произошло, и она вздохнула:

— Все время забываю, что код сменили, — объяснил она. Она попробовала еще раз и, прежде чем пропустить меня, повернулась: — Я должна говорить вам, что сейчас он выглядит не как обычно?

Я покачала головой.

— Хорошо, — сказала она. — Проходите.

*

В палате стояло шесть коек. Три из них были заняты. На одной лежала Надин, Джордж рядом, и еще один пациент напротив. Это был молодой парень с трахеотомической трубкой в горле, что означало — он здесь уже некоторое время. Позже мне рассказали, что у него развился синдром Гийена-Барре, его дыхательные мышцы были парализованы, и он находится в реанимации уже пять недель. Его мать навещала его почти каждый день, и все время визита тихо плакала возле койки.