И как же он, чёрт возьми, хотел и сейчас подобного продолжения…

***

Зимний острый воздух больно колол кожу и царапал лёгкие при каждом вдохе, холодные солнечные лучи, несмотря на тусклость, слепили глаза, но Хельмут всё равно рад был наконец-то выйти из шатра. Приподняв входное полотнище, некогда ярко-фиолетовое, а ныне выцветшее, он закрыл глаза и ощутил на лице дуновение ветра — от него взъерошились волосы и заколыхался плащ за спиной… Этот хрустальный холод свидетельствовал о том, что наконец-то пришла зима. Но снега и правда выпало совсем чуть-чуть, земля была едва прикрыта тончайшим бело-серым покрывалом, из-под которого проклёвывалась коричневая чахлая трава.

Хельмут шёл медленно, изредка прикрывая глаза и пытаясь понять, от чего у него кружится голова — от последствий удара или от ощущения безграничности и воли, что накатило на него, когда он в конце концов покинул тесный шатёр. Кругом стояло несколько десятков таких же шатров, высоких, круглых или квадратных, с флагами на верхушках, а за ними располагался палаточный лагерь простых солдат. А дальше… дальше растягивались луга и поля, бескрайние леса, в которых шумели хвойные деревья и пели озимые птицы, в которых узкие, едва протоптанные дорожки были покрыты ржаво-рыжими опавшими еловыми иглами… И теперь, после почти двух седмиц вынужденного заточения, Хельмуту остро захотелось поехать куда-нибудь туда, за горизонт, покинуть пределы лагеря и гнать коня во весь опор, ощущая свист ветра в ушах и представляя, будто это настоящий полёт, а не просто быстрая езда.

Но сейчас у него нашлись другие дела.

Барон Кархаусен был один, и Хельмут смог беспрепятственно зайти в его шатёр, лишь многозначительно кивнув стражникам. Он обнаружил Адриана сидящим на деревянном раскладном стуле — на коленях у него лежал меч, в пальцах был зажат небольшой оселок, но взгляд барона был устремлён не на оружие, а куда-то вперёд и чуть вверх, туда, где сходились своды серого шатра. Ясно, что его не интересовала полировка меча, что он задумался и напрочь забыл обо всём… И легко было догадаться, что думал он, скорее всего, о сестре.

В шатре было довольно тепло и даже душновато, особенно по сравнению с царящей снаружи прохладой. Сам барон Адриан выглядел так, словно только что вернулся с прогулки: плотный белый дублет, синий плащ сверху… А каштаново-рыжеватые волосы, обычно аккуратно зачёсанные, рассыпались в беспорядке, спадая на лицо неровным каскадом.

Зайдя в шатёр Кархаусена, Хельмут тут же ощутил этот знакомый запах трав и ладана — он был таким слабым, едва уловимым, но всё же то и дело давал о себе знать, щекоча нос и лёгкие. И сердце мгновенно разболелось, словно его сжали в стальных раскалённых тисках.

Хельмут замер у входа и прочистил горло, надеясь, что его заметят.

Барон Адриан тут же пришёл в себя и посмотрел вперёд. Почему-то сначала улыбнулся, а потом, увидев, кто к нему пришёл, прикрыл глаза и вздохнул. Хельмут невольно приподнял бровь в недоумении. Кажется, ему не рады… Доселе он с бароном Кархаусеном почти не разговаривал, лишь изредка перебросился разве что парой-тройкой слов. Так с чего такое разочарование в его взгляде? С чего этот тяжёлый вздох?

Лишь потом Хельмут понял, что Адриан, видимо, по привычке ожидал увидеть у входа в шатёр сестру, забыв на миг, что она погибла.

— Простите, если мешаю, — подал голос Хельмут. Барон Кархаусен одарил его тяжёлым взглядом.

— Да нет, не мешаете, — наконец-то ответил он. — Проходите, присаживайтесь.

С этими словами он резко вскочил со стула, чудом не уронив его, поднял прислоненные к нему ножны и со скрежетом убрал в них меч. При этом ножны барон Адриан тут же прикрепил к поясу, будто собирался в битву. Хельмуту стало не по себе, однако он взял себя в руки, уверенными шагами прошёл в глубь шатра, но занимать освобождённый стул пока не спешил.

Он заметил, что барон Кархаусен постоянно пытается спрятать взгляд, не смотреть в глаза, отворачивается и наклоняет голову… Это тоже напрягало, но Хельмут решил не подавать виду. Перед ним стоял человек, которого постигло ужасное горе, и не стоило винить его за чересчур нервные жесты или желание отвернуться.

— Вы к сестре? — бросил Адриан, сцепив пальцы в замок и тут же расцепив. — Боюсь, вы опоздали. Её уже давно отвезли домой.

В отличие от Кассии, он говорил на чистом драффарийском, без каких-либо проявлений шингстенского говора.

— Я знаю, — кивнул Хельмут. — И мне… мне очень жаль. Примите мои соболезнования, ваша светлость.

Ему было невыносимо больно осознавать, что он так и не попрощался с Кассией. Не взглянул на неё напоследок, не прикоснулся губами к холодному лбу… Видит Бог, она была по-своему дорога ему. Он испытывал к ней исключительно дружеские чувства, но этого было достаточно, чтобы сейчас его душу раздирала гнетущая тоска и боль потери. Кассия помогала Хельмуту, она поддерживала его в трудные минуты, давала советы и всегда оставалась такой светлой, такой весёлой… Он даже с горечью подумал, что и перед смертью девушка могла улыбаться.