наружным воздухом; а так хочу, что там

осталась бы. Ну, понял ты хоть грамм?

– Мы к новой жизни пробиваем километры.

Мечта, исполнившись, перестаёт быть раем.

И город, мнившийся обетованным краем,

из рыбки золотой становится осетром.

Ты остро сознаёшь "вверх – вглубь". Разрыв

мечты и жизни. Понял смысл слов твоих?

– Да, понял, – усмехнулась, – удивительно.

Не говори, что тоже суицидник

потенциальный. – Мне с собой кончать нельзя.

Хожу пока у смерти на посылках.

– У смерти? – Ты должна бы понимать:

кто к ней готов, имеет право убивать.

– Я понимаю это. Очень, очень странно.

Высказываешь ты меня саму.

Но всё же, что за тайну хотел сдать мне?

– Подъехали. Погодь, ремень сниму

с тебя я сам. – Ого! Вот это дом, я понимаю!

Он твой весь? – Да. Иллюзия земного рая. –

Парковку за готической оградой

магнитный ключ открыл им. Выйдя, Лора

оглядывала лабиринт зелёный сада

и у парадного – цвет фонарей узорных.

Ей почему-то он не жёлтым показался,

а красным, точно кровью жар питался.

Она осознавала риск визита

почти ночного, и почти что к незнакомцу.

Реши он арсенал проверить пыток,

и то б не стала возражать. Кто насмерть бьётся

с собой годами, сам себе – один лишь враг.

«Что есть я, будет вне». Ей риск – пустяк.

Нас любопытство двигает подчас.

Ещё пожить, чтобы узнать, что будет,

порой самоубийца остаётся. Будит в нас

ночная тишь гармонию. На блюде

загадка преподносит к ней ответы.

"Нас" – тех, кто из полумрака весь свет зрит.

По лестнице, завитой, как на плойку,

пришли они наверх. Под самой крышей

пространство было очень… треугольным.

Кровать скрывалась в приоконной нише.

Теснились книги в полках. Свет рассеянный

всё обнимал, как светлячки – вечерний сад.

О зове тел, друзья мои, забудем

(настолько, сколько ум забыть позволит).

Когда его испытывают люди

друг к другу, выдержку испытывает тот их.

Контроль стремления вполне себе земного

небесной сущностью – нас высит над котом и

собакой. Те противиться инстинктам

не могут, ведь они ими являются.

Разумный в состоянии спустить их

до плинтуса, когда не замечает. Все

природные созданья похотливы.

Не «похоть – мы», она всего лишь «есть в нас».

Я прозаическое это отступление

впихнула, чтоб сделать очевидным

их притяжение. Хотя оно, по мнению

смешному моему (и жён фригидных) –

не главное (но важно). Понимание

переключает наше "вверх" внимание.

Отличие же от фригидных женщин

моё (оно, как то ни странно, есть) –

что знаю: брак без пламени калечит

участников, будь два их или шесть.

Как душу кормим пищей мы высокою,

так и для тела выделяется особый сок.

Нельзя их путать. Отвращение питаем

к супругу (будь хоть десять раз велик

нутром), когда в руках его не таем,

а он берёт, не замечая. Листья фиг?

Такой вопрос быть поднятым заслуживает!

Отдельно – фетиш, хоть на тело, хоть на душу он.

Я говорить не буду за мужчин.

Но женщина, когда вся не стремится

к партнёру, ищет откосить причин

от близости. Да, дева воротит нос,

когда нерв нулевой не чует в запахе

"другого" – тот состав, что возбуждает пах её.

И, раз пошла такая пьянка, я добавлю.

Бывает крышесносное желание

(и обоюдное), которое для травли

друг друга предназначено. Сказать ещё?

«За ночь одну с тобою, Эсмеральда…»

В раю оказывалась сквозь реальный ад я.

Держу прижжённой к памяти цыганку

такую. Пола, правда, ей обратного.

Мир – блядское аббатство. Куртизанка

он тот ещё. А помню до сих пор его,