– Где было? На подлодке? – потихоньку спросил Денис.

– Почти. Вообще-то, на земле. Вроде-бы… Интересно?

– Как это вроде? Ну давай, ничего не скрывай, – попросил Чижик, в надежде заснуть быстро под эту сказочку.

И в меру упитанный старшина Ильин, откровенно и ничего не утаивая: то есть как на духу, приступил:

– Знаешь Деня, как это ни странно сейчас прозвучит; но в детстве я был худоват и совсем невысокого роста. Даже болел часто… Потом перерос, а еще спорт помог. Видишь, теперь даже лишнего набрал чуть. Так вот, моя бабушка – а она людей лечила, объясняла так: Если душа не уживется с доставшимся от родителей телом, вот тогда-то, человек и болеет часто.

– Нет, конечно, если простыл там и перемерз; или инфекция какая-то нехорошая пристала – тогда болеют все. А так, когда нормально в жизни, болеют обычно те тела, чьи души ищут свое – ну или подобное себе предназначение. Ведь она не дается, а назначается. О, у меня знаешь какая бабуля была? Вот! – Лев восторженно показывал свои большие пальцы, свесившейся голове.

– Я теперь часто вспоминаю слова ее. А раньше, не обращал внимание – молодой был. Вот и зря, что не слушал. Бабушка свято верила: изменить судьбу подвластно каждому. Также и свое тело. Но вот душу, что самое главное – нет. Нет и никогда! Рождаясь, мы получаем на всю жизнь. А от кого? – это еще один большой, и пока не решенный вопрос.

Денис притих и приоткрыв рот слушал, своего продвинутого товарища. Да он бы и рассмеялся привычно, при этом сильно подурачившись. Но вот тон и львиное старание в объяснениях друга, пока не позволяли этого сделать. Поэтому и помалкивал, смотря то в потолок над собой; то в свой новый сотовый.

– Так что, душа человеческая понятие тонкое и неосязаемое. Ее ведь никто никогда не видел. Мы только чувствуем, когда она одно или другое выкинет. Правда? Бывает же так, что она тянет куда-то? То в прошлое, то к кому-то лично. И попробуй ответь: совесть твоя, где расположена? Знаешь? А бывает еще, что и болит на душе. Верно? Но где точнее болит? В каком именно месте? – никто не знает и показать не сможет, – снова объяснял Ильин.

– Ну, спокойно – отозвался слушатель:

– Совесть в наши дни, не особо приветствуется. И по-прежнему, немного улыбаясь, потребовал добавки:

– Давай дальше, что там еще от нашей бабульки? А то заснуть не могу, вот ты и рассказывай басни, – так еще думал Дениска.

– Продолжаю басни. Сам думаю: Не понимаем полностью, вот и не можем обвинять свою душу. С телом же, совсем наоборот. Все видно. Кому-то нравиться оно, а ведь есть наверно и такие – которым нет. В основном: женщинам, что-то в себе не нравится. Хотя, возможно и мужчины подобные случаются.

– Да это понятно, еще дальше, – подгонял неспящий, удивляющийся некоторым репликам Денис.

– Ну, слушай. Так вот, моя бабушка утверждала: что побаливал я в детстве потому, что душу не устраивало что-то. Вероятно, были на нее другие планы. А у кого? – это тоже пока не совсем ясно. Но бабушка заверяла, о великом предназначении…, а может, и просто желание свое исполняла. Ну, для единственного то внука.

– И это вся история? – Переворачиваясь на другой бок, разочаровано посмеивался верхний жилец. – Тоже мне история…, скукотища.

– Да нет. Это только вступление было – эпиграф. Так рассказывать дальше или детское время закончилось? – Не замечая иронии товарища, серьезно поинтересовались с нижней кровати.

– Давай – давай, что тянешь как кота за промежности, – зевая, высказалось “высшее” недовольство.

– Давным-давно, и очень далеко отсюда, произошел один… случай не случай; а довольно непраздная история: Как-то, в одно обычное и ни чем не примечательное осеннее утро, один маленький мальчик поспешал с мамой в садик. Куда он, вернее она его ежедневно и по будням приводила. Но фокус был в том, что малышу тогда казалось – так как всегда первый шел по дорожке: все прохожие понимали – я веду свою маму в сад. Да, так и никак иначе… Почему-то, это особенно важно было мальцу.

– Ты наверное спросишь, – обращался Лев наверх: А куда еще можно с утра ребенку спешить? Правильно… И вероятно потому, что располагался тот сад всего в квартале от дома; вот они и оказывались там часто самыми первыми посетителями.

В общем, в тот день, не успев промокнуть под мелким сентябрьским дождем; ведь мальчик хоть и порывался идти снова первым, но все же – под влиянием внешнего ненастья – стихии, постоянно оглядывался и прижимался к тому небольшому защитному пространству, что предоставляла мама. А она, естественно, спешила за четырехлетним богатством, дабы прикрыть родное зонтом или собой – подобно медведице, от любой угрозы. Это было самым важным. Ведь вскоре, ей еще предстоит бежать назад – на остановку, и вступить там в гарантированный ежедневно, неравный бой. А защитившись от применения невероятных по изобретательности абордажных приемов, технично проникнуть внутрь автобуса девятнадцатого маршрута. Где еще предстоит хорошенько постараться, чтобы удачно ввинтится в первую же освободившуюся щель: между стоящими и качающимися по ходу движения, наглыми как пираты – пассажирами. Так зависнуть, не придавая значения своим ощущениям, от чувства веса на себе целого – часто с нотками запахами перегара, общественного транспорта.

И внутри этой – своей невозможности пошевелится, она пробудет около часа: до самой конечной. Где легко вырвется из ненавистных наглых обезличенных объятий, и логично вспорхнув своей привычно летящей походкой, приземлится уже на территории автобазы, откуда обязательно сбежит вечерком, дабы не опаздывать за своим малышом в садик. Когда усталая и счастливая, будет смотреть и улыбаться только ему: своему коротконогому счастью.

– Отец все время у них ездил по командировкам: он строитель. Вот парнишка и не видел в детстве, – так объяснил эту ситуацию рассказчик.