— Влад, все это великолепие только для того, чтобы затащить меня в постель?

— Да ну тебя… Куда девался твой романтизм?

— Ах, мой романтизм? Нету его, Владик, нету! Испарился!

Он замолчал. Если в ней не осталось ни капли романтизма, она явно не оценит идею «похищения в Европе» и только разозлится или, что еще хуже, просто посмеется над ним. Но деваться было некуда, они, похоже, намертво застряли. Он вдруг ощутил усталость и раздражение. И чего, спрашивается, я распинаюсь тут перед этой козой? Никакая она уже не козичка, а просто глупая коза! И к черту всякие похищения, как только удастся добраться до первого поворота, поеду в Бонн, она ничего не заметит, и к чертовой матери все сантименты, я ей не нужен, ну и отлично, не больно-то и хотелось.

— Знаешь, я, пожалуй, пойду немного пройдусь, посмотрю, что там случилось, не могу тупо сидеть на одном месте, — сказала она вполне мирно и буднично.

— Иди, только не пропадай, а то, если вся эта лавина стронется, мы можем потеряться.

— Да нет, я быстренько!

Обязательно эта дура потеряется, и я же потом буду виноват! — со злостью подумал он. Что я за болван, почему позволил себе вляпаться в такую дурацкую историю? Никогда не надо возвращаться к пройденному! Ничего хорошего это не сулит, всегда надо идти только вперед! Ну куда эта коза подевалась? Или ей в сортир приспичило, а она постеснялась сказать? Провинциальная идиотка! И я тоже хорош! На Гавайи поедем, на Виргинские острова! Что там с ней делать?

И тут он увидел ее. Она быстро шла к его машине и чему-то улыбалась. Хочу, подумал он, хочу смертельно, больше всего на свете, только ее, и больше никого!

— Там впереди трейлер опрокинулся, а из него коробки высыпались, столько коробок! Но, кажется, скоро их уберут! — радостно сообщила она.

Странно, она отсутствовала всего минут десять, но за это время в ней что-то переменилось, словно спало напряжение, сломался какой-то барьер. Она уже не казалась такой неприступной.

— Что ты так на меня уставился? — со смешком спросила она.

— Ты очень красивая.

— Ты находишь? Это приятно, через столько лет услышать… Кстати, раньше ты никогда не говорил, что я красивая.

— Не выдумывай!

— Нет, правда-правда! Говорил, что я самая лучшая, самая очаровательная, это было, а вот красивой не называл…

Черт побери, она кокетничает!

— Скажи мне одну вещь, только честно…

— Спрашивай!

— Зачем все-таки тебе понадобилось объявлять себя мертвым?

— О, это долгий разговор…

— А куда нам спешить? Мы тут проторчим битый час, и ехать еще долго…

— Понимаешь, все это не так просто. И в то же время просто до неприличия… По большому счету, это была шутка…

— Шутка?

— Как бы это объяснить? Мне ведь предложили остаться, посулили прекрасную работу, а я знал, что в Союзе у меня перспективы мизерные и в научном и в материальном плане, и, когда мама вдруг умерла, я подумал: это перст судьбы, мама отпустила меня на свободу, тем более что сообщение о ее смерти дошло до меня, когда ее уже похоронили. Но все оказалось достаточно сложно, особенно в эмоциональном плане, надо было себя полностью перестроить, приспособиться к новым условиям, к языку, да и вообще… Я сказал себе: ты должен это сделать.

— Влад, что ты толчешь воду в ступе? Я вполне способна понять тебя, более того, я и тогда тебя поняла. Тебе было тяжело, кто же спорит. Но умирать-то зачем?

— Ты же говоришь, что не поверила?

— Да, но все же хотелось бы понять твои мотивы.

— Да это вышло почти случайно…

— То есть?

— Понимаешь, один человек, мой научный руководитель, который много для меня сделал на первых порах, очень меня поддерживал, так вот он, видя, что я впадаю в депрессию, посоветовал мне полностью отрешиться от прошлого, тогда ведь казалось, что к нему никогда возврата не будет… Так вот он…

Он предложил мне… его приятель тогда собирался в Москву, он был журналистом и…

— Это он позвонил мне с тем сообщением?

— Да, мне в тот момент показалось, что это выход, я зачеркну прошлое, вернее, не так, я вычеркну себя из твоей жизни, пустота быстро заполнится… Я подумал: она будет ждать, надеяться, годы уйдут, а так… ей станет легче, погорюет и забудет, а я начну совсем новую жизнь, даже имя сменю.

— Да? И как же тебя зовут?

— Вэл Мартин.

— Шикарно звучит, не то что Владислав Мартыненко.

Он грустно усмехнулся:

— Наверное, это было глупо, но тем не менее, согласившись стать живым трупом, я как-то встряхнулся, вышел из депрессии и буквально попер.

— Попер? Куда попер?

— Вверх. Я многого добился, у меня большое имя в моей области.

— Но это не твое имя!

— Мое, давным-давно мое! Дело ведь не в том, как я называюсь, а в том, что я собой представляю! Я состоялся, Ника, это главное! Конечно, я не мог даже вообразить, что через несколько лет этот советский мастодонт сдохнет, но я все равно бы уехал, у вас ведь наука развалилась…