Тихо, но экспрессивно и нецензурно выругавшись в адрес перегородивших проезжую часть бездельников и пустобрёхов, извозчик начал искать, где бы развернуться, но был мною остановлен.

— Вы знаете, что здесь происходит? — спрашиваю я, крутнув меж пальцев крупную серебряную монету.

— Знамо дело, что — мастеровщина опять стачку устроила, — ответил мужик, с интересом покосившись на монету и, вероятно, для стимуляции красноречия подёргав себя за каштановую бороду. — Дурики-людишки! Думают, что коль они тут поорут, так им единым разом жить лучше станет. Сейчас стража этим оборванцам выдаст, потом догонит и ещё добавит! — водитель кобылы злорадно хохотнул. — Чего доброго, ещё и политическими объявят — чтоб, значит, совсем хорошо стало. А мож они, того, и сами громить начнут сейчас, — на последних словах извозчик опасливо глянул на гудящую толпу, нахмурился и, дёрнув за вожжи, заставил лошадь тронуться с места.

— Едемте отсюда, госпожа, неча тут приличным людям делать.

— Я, пожалуй, останусь, — монета полетела в подставленные руки занервничавшего мужчины, а его пассажирка, не став выслушивать ответную реплику, поднялась с сиденья и была такова.

Экипаж уехал порожним не потому, что мне вдруг захотелось поглазеть на своеобразное представление. Ну, не только поэтому. Просто площадь перекрывала единственную дорогу, ведущую к мосту через реку, а объездной путь грозил растянуть путешествие едва ли не в два раза. Проще уж пройти через толпу пешочком, а сэкономленное время потратить на то, чтобы послушать, кого ругают и чего требуют собравшиеся. Глупо строить планы будущих перемен, не владея спецификой нынешней ситуации.

Счетовод и Маркус, конечно, собрали и предоставили запрошенные бумаги и отчёты по этому поводу. Но лучше подкрепить знания собственными впечатлениями от увиденного воочию. А то Императору тоже отчитываются о состоянии дел в стране — и что? Мальчишка искренне считает, будто его народ счастлив, а выступления организованы исключительно бандитствующими маргиналами, иностранными шпионами и наивными дураками, которые им верят.

Послушаем, чего требуют люди и насколько осуществимы их требования.

* * *

Болезненно бледный оратор с глазами, ярко горящими светом идеи и мешающейся с ним лёгкой безуминкой, стоял на невысоком постаменте из деревянных ящиков. Каждую свою фразу молодой, несмотря на чахлый и потёртый вид, мужчина сопровождал бурной жестикуляцией, размахивая ладонью так, словно пытался зарубить невидимого врага.

— Мало того, что впрягают как скотину, так и держат как её! Помоями кормят и в хлеву жить заставляют! — разорялся оратор под согласный гул и выкрики поддержки.

— А плата?! Они говорят нам, что виноваты приезжие, что это они сбивают цены! — на этих словах лагерь слушателей взорвался шумом, разделившись во мнениях: часть стала посылать проклятья в адрес «понаехавших», а другая, которая из этих «понаехавших», вероятно, и состояла — принялась отстаивать их позиции. — Ложь! — потрясая кулаком, воскликнул не по комплекции громогласный мужчина. — Беженцы и крестьяне — такие же жертвы, как мы! Это хозяева фабрик и их холуи из начальников наживаются на чужом горе! Это они тянут с нас кровь!

— Кровопийцы! — гудела толпа. В адрес богачей и их прихвостней посыпались нецензурные оскорбления.

— Вспомните, сколько на нашей фабрике платили в прошлом годе? До пятнадцати серебряных аргов справному рабочему! Лучшим красильщикам — двадцать, почти ползолотого! Простым разнорабочим — по семь серебряных. Честной монетой! И у остальных так же было. Пусть мало, но можно прожить! А теперь?! Что, кха, теперь? Кха-кха-кха! — выступающий активист прервался, нехорошо раскашлявшись. Видимо, он был как раз из упомянутых красильщиков, и вредные химические испарения уже успели подкосить рабочего — то-то у него вид такой нездоровый.

Впрочем, даже присутствующих здесь подростков сложно назвать пышущими жизнью, как это пристало кому-то в их невеликом возрасте. О недопустимости чрезмерного использования детского труда в Империи никому не известно, и потому практически мальчишки выглядели почти такими же запаханными, как и старшие товарищи. Разве что лица ещё сохранили относительную свежесть, не успев задубеть и покрыться противными покраснениями и язвочками, похожими на какую-то венерическую болячку, какие пятнали часть собравшихся взрослых.

— Бумагой кормят! — послышались возгласы. — Живую деньгу зажимают!

— Да по старому курсу ишшо! — раздался из толпы деревенский говорок одного из мужчин. — А енту подтирку и по новому не очень-та и бирут!

— Детишечек кормить не на что! — истерично вторил ему женский визг.

Толпа волновалась, постепенно накручивая сама себя.

Кроме собравшихся пролетариев, за выступающим агитатором с интересом следила и пара глаз, принадлежащих одной уже не совсем начинающей некроманси. Устроившись на высоком постаменте памятника очередному неизвестному деятелю и время от времени забрасывая в рот одну из приобретённых в дорогу печенек, наблюдательница делала пометки в одном из своих блокнотиков.