А вот Воронцову все знают, как зубрилу.

Тихая. Незаметная. Сидит себе одна, да лекции пишет.

Я ее имя только на втором курсе смог запомнить, а раньше как мозг не ломай, вечно забывал.

Хотя заметил, что в последнее время рядом с ней несколько парней крутятся.

Фил поднял ее в глазах окружающих своим вниманием. Когда он в ней что-то разглядел, тут и другие сразу подтянулись.

А я вот нытьё от него слушать начал, как его бесит, когда у него расспрашивают о ней его знакомые.

— У неё знаешь, какие си... — проглатывает слово и прокашливается в кулак, — впрочем, а чья бы корова мычала. Ты какой день сам не свой. Не пьёшь, к Светке на вечеринку не пришёл. В чем дело? — указывает голой в сторону Полины и Ильи. — В ней, да?

Да. Наверное.

— Фил, мне до этих голубков никакого дела нет, все, законченно. Пускай дальше облизывают друг друга.

Друг заржал и с подозрением посмотрел на меня, брови вверх поднял.

Смешно ему, черт, а мне не до смеха вовсе.

Я же не виноват, что мой организм так на неё реагирует.

Головой-то я понимаю, что она не мой вариант.

Но следующие слова друга приводят меня в чувство, и я даже как-то сразу оживаю.

— Так они же разругались...

— В смысле? А ты откуда знаешь? Как давно, — поворачиваю к нему голову и смотрю в ожидании. Толкаю его в плечо. — Не молчи, давай.

— Тебе же все равно.

Пожимает он плечами и лыбу давит.

Нет, мне не все равно. То есть не совсем. Но признаваться ему не собирался, ведь ещё была надежда на то, что отболею я Салтыковой.

А раньше времени выводы делать не хотел.

— Слушай, я тебе сейчас рожу твою смазливую подкрашу, — говорю на полном серьезе.

— Я тебе не хотел говорить. Ты, знаешь ли, не самый адекватный парень. Вспыльчивый, — говорит он осторожно, а я все жду того, что он скажет. И спустя минуту он начинает. — В общем...

И то, что он рассказывает, взывает во мне неконтролируемую ярость. Я ушам поверить не могу.

Подскакиваю. Выкидываю сигарету в урну и иду в сторону уебка, не слушая, что друг пытается мне договорить. Отпихиваю его, когда остановить пытается.

Перед глазами только чёрное пульсирующее пятно, в котором я вижу, как отчим мать бьет. Внутри пожар разгорается смертельный.

Видел это один раз, но в мозгу отложилось.

Мелкий я тогда был, но каждую деталь помнил до сих пор.

Вбежал тогда в комнату, начал орать, хотел за неё вступиться, да только сам леща крепкого отхватил. О чем они ругались, мне было неизвестно, но мать после этого словно неживая ходила.

Больше такого никогда не происходило. По крайне мере я этого не видел.

Я думаю, боялся, гнида, я же его прирезать ночью обещал за такое.

Бить женщин – это последнее дело.

Это каким же ублюдком надо быть, чтобы на слабых руку поднимать?

Илья как раз вовремя поворачивается в мою сторону.

Я же обхожу испуганно смотрящую девушку и врезаюсь всем корпусом в брата.

Следом удар кулаком в лицо. Ещё удар и кровь на его лице.

Она действует на меня как красная тряпка.

— Ты, мелкое хуйло. Тебе не говорили, что баб бить нельзя?! — рычу ему в лицо, встряхиваю так сильно, что его голова бьется о землю, а челюсть клацает. — Говорили? — настойчиво повторяю свой вопрос.

— О чем ты! Я никого не трогал, — отплевывает сгустки крови в сторону. — Слезь, сука!

Пытается вырваться и опрокинуть меня, но я крепко его держу.

Внутри всего трясёт. И я делаю ещё один смачный удар. Чувствую, что кто-то оттягивает меня за руку, но я отпихиваю, даже не посмотрев.

— Да что ты говоришь, — ухмылка сама появляется на моем лице. Даю ему пощечину одну за одной. Смотря на то, как его лицо в разные стороны поворачивается. — Что, неприятно? Так ты это делал? А, впрочем, не важно.

Он сопротивляется и орет как резанный.

Ему удаётся меня столкнуть и даже на четвереньки подняться. Я же хватаю его за волосы и лицом его ублюдочным прямо в грязь тыкаю. Размазываю, пока он что-то хнычет.

Убить хочу.

Гнилое создание. Такой же, как папочка его. Яблочко от яблони.

Парни отрывают меня от него, заставляя встать на ноги, и уводят подальше. Только ярость во мне ещё не исчезла.

Тело готово вновь ринуться в бой и ещё ему навалять, но пацаны крепко удерживают на месте, пока я кричу ему во все горло: