…- Так что выходит, северяне мы в большинстве своем. Из числа тех, кого округ крепости Белая Вежа еще при Владимире Красное Солнышко расселили. Да кто с тех пор с Дона кормился, да в поймах его землю степную, рекой напитанную, распахивал — плодородная она, дюже плодородная!

Ждан, с сердечным поклоном принявший из моих рук «фирменную» кашу (копченое сало и даже лук нашлись в запасах татей, наши-то давно уже поиздержались) на мгновение прервал свой рассказ о малой родине, но я тут же задал наводящий вопрос:

— А что теперь с Белой Вежей? Стоят ли в ней ныне ваши воины?

Мой собеседник отрицательно мотнул головой:

— Нет, не стоят. Еще при Святославе Ярославиче в Вежу посадили торков, кто вызвался князю служить — да только степняки крепости не шибко любят, и защищать их не умеют. Как пошла княжеская усобица после смерти Святослава, при сыне его Олеге — так примерно в то же время случилась последняя большая брань между торками и печенегами, кто в степи еще остался с одной стороны, и половцами с другой. Сеча была жаркая, много воев легло с обеих сторон, но половцы взяли в ней верх — и Белую Вежу взяли, потому как защитников в ней уже не осталось. Что смогли разрушить — разрушили, что смогли сжечь — сожгли. А у наших не хватает ни сил, ни людей ее восстановить.

Сочувствующе покачав головой, я немного подождал, пока Ждан насладится кашей, после чего задал следующий, интересующий меня вопрос:

— Так почему же вас все-таки бродниками величают?

Освобожденный пленник только успел открыть рот, как его тут же перебил Кречет, с нарастающей неприязнью поглядывающий на нашего нового знакомца:

— Да потому что бродят они везде, неприкаянные, где только могут, да мечи свои предлагают тем, кто больше заплатят. То болгарам, то нашим князьям, друг с другом в усобице брань ведущим, да землю родную разоряющим!

— А вот и неправда! Прозвание наше пошло от бродов и волоков, кои мы хорошо на Дону знаем, и провести за плату можем! У бродов в плавнях или лесах наши селения стоят, да остроги, потому бродниками нас и кличут! А нанимались к князьям и болгарам «новые бродники», кто в низовья Днепра перебрался!

Быстро расходящийся Кречет аж миску свою отложил, после чего жарко сверкнул глазами:

— А разве Плоскиня, кто на Калке князя Киевского на лести извел, обманом выманив дружину его под сабли татарские, не старых ли бродников воеводой был?! И разве бродники тогда не с татарами заодно в поле вышли?! А? Что молчишь?! И сейчас что же, против поганых пойдете, когда они столь большой ратью в степи явились?! Темнишь ты, Ждан, ой темнишь! Ну-ка говори правду живо, ты зачем к князю Пронскому в дружину проситься собрался? Не на догляд ли тебя татары отправили в земли русские? Не открыть ли ворота ночью ворогу, коли подступит к Пронску?

Ждан стремительно побледнел и, бросив на землю миску с кашей, резко вскочил на ноги и бешено заорал:

— Ложь! То ложь!!! Верните мне саблю мою, дружинные! Устроим Божий суд с «головой», Бог все ведает и рассудит нас!!!

Дядька действительно схватился было за рукоять сабли, очевидно готовый принять вызов! Но прежде, чем конфликт перерос бы в поединок, где один из участников отправился бы к праотцам, я резко схватил стоящего рядом бродника под коленный сустав правой рукой, а левой цепко вцепился в ногу чуть выше подъема стопы, крепко ее фиксируя. После чего резко дернул колено к себе, и тут же вывернул его влево от себя! Бродник, не ожидавший ничего подобного, потерял равновесие и рухнул на спину — в то время как сам я уже вскочил на ноги, в одно движение выхватив саблю и прижав ее острие к горлу Ждана:

— Обвинения Кречета справедливы и уместны! И за то, что тебя освободили и живот твой спасли, ты должен быть благодарен, а не на Божий суд вызывать! Рассказывай, как бродники встретили Батыя?

Немного помолчав, меряя меня неприязненным взглядом, Ждан раздраженно сплюнул:

— Как-как… Как еще их можно встретить, если у татарвы сила огромная?! Если войску их несть числа?

Бродник попытался было встать, но острие моей сабли больно кольнуло плоть, из ранки побежала кровь — и тогда он со вздохом продолжил говорить, лежа на земле:

— Наши люди издревле враждовали с половцами, с тех самых пор, как пришли они к Дону и Днепру, прогнав торков и добив печенегов. Ополчение бродников сражалось бок о бок с княжескими дружинниками-торками в сече у Белой Вежи и едва ли не все там в земле осталось. А кто из князей Черниговских пришел защитить свой народ от степняков, городища наши и веси разоряющих?! Кто из Великих князей Киевских вспомнил о людях, отрезанных от Руси степью?! Никто… Наши бы и рады были вернуться, да разве можно степь, полную разбойников половецких малой силой пройти? С женками и детьми? Вот и вынуждены были предки мои хорониться в плавнях, да лесах по берегам Дона, прячась от врага.

Прошло время, выросли дети, ставшие мужами. Уцелевшие вои, среди которых были и принятые нами черные клобуки, обучили их ратному искусству — искусству сражаться по степному. Еще в ту пору в земли наши бежали, спасаясь от ворога, русичи из Тмутаракани — после того, как княжество, отданное грекам, взяли на меч касоги. Усилились бродники, начали отвечать половцам, строить остроги, кои с наскока степянкам взять не удавалось… С тех пор и враждовали мы с ними, бранились, Русью забытые, но о Руси помня.