Шрифт:
— Ты так смотришь, будто хочешь попробовать, — протягивает вилку мне.
— Нет, спасибо.
— Ладно тебе. Никто не смотрит. Тяпни! — подначивает меня и с какого-то лысого хрена я ведусь. Съедаю эти несчастные макароны и чувствую себя редкостным идиотом. Но счастливым.
Вознесенская чопорно кивает:
— Молодец. На человека становишься похож, а не на карася замороженного.
За карася, конечно, потом получит. Она это понимает. И ей плевать. Облизывает сочные губы, прекрасно зная, что я на них залипаю. Улыбается.
Я тоже улыбаюсь. Но спустя ровно тридцать секунд сказка рушится.
Двери распахиваются и в зал входит Щеглов. Наши бизнесы не связаны, но мы регулярно пересекаемся на благотворительных вечерах и прочих сомнительных мероприятиях.
Ему около пятидесяти. Неприятный. На макушке лысина, брюки едва удерживаются на объемном животе, а еще он постоянно промакивает платком потный лоб и делает громкое «пфф».
Наши взгляды пересекаются практически сразу. Он кивает с дежурной улыбкой, а потом цепляется взглядом за огненную шевелюру. В этот момент Лерка, как назло, громко роняет вилку в тарелку. Грохоту на весь зал.
— Да чтоб тебя! — в сердцах произносит она.
Блеклые кустистые брови Щеглова тут же удивленно поднимаются кверху. Он сканирует ее, подмечая короткие драные джинсы, майку под которой явственно проглядывается белье. Все те огрехи, которых в Лерке просто не сосчитать.
Я выпрямляюсь на стуле, чувствуя, как внутри меня натягивается струна от пяток до затылка. И внезапно понимаю до ужаса нелепую и неприятную истину. Я ее стыжусь…
Она — моя отдушина, мой маленький мирок в котором я могу расслабиться и быть самим собой, но на людях мне с ней неудобно. Потому что она слишком яркая, слишком громкая, слишком неправильная.
Я поэтому и выбираю заведения не в центре, а там, где вероятность встретить кого-то из своего круга ничтожно мала. Как выяснилось мала, но не нулевая.
Аркадий Дмитриевич со своей женой устраивается чуть дальше, возле стены. Она младше его на двадцать лет, но их породы «дорогих». В темно-зеленом брючном костюме, на шпильках, с идеально гладкими, струящимися до поясницы волосами.
На фоне ее Ёжик выглядит ярким, нелепым пятном. Фланелевой заплаткой на шелковом покрывале.
Меня это неприятно царапает.
— У нас еще есть время? Давай на набережную? — предлагает она. — Мороженого поедим. Уток покормим.
Какие на хрен утки… Я уже не чувствую и долю того умиротворения, что окутывало пару минут назад.
— Нет, — получается слишком резко, и Лерка удивленно вздрагивает.
— Ты чего?
— Забыл. Надо на работу, — произношу отрывисто, испытывая дикое желание уйти и увести ее отсюда. Спрятать.
Как по заказу звонит телефон. На экране Артур, и я тут же подрываюсь с места, испытывая облегчение.
— Сейчас вернусь.
Лерка смотрит мне в спину. Я чувствую, как ее взгляд прожигает дыру между лопаток. Раздраженно передергиваю плечами и выхожу туда, где туалеты.
В голове раздрай полный.
Я не привык стесняться своего, но тут мне реально не по себе. Будто застукали за чем-то постыдным и некрасивым.
— Демид Сергеевич…
Да твою мать! Щеглов по кой-то черт поперся следом за мной. Хотя понятно зачем. Интересно ему, что за рыжая особа составляет мне компанию.
— Место встречи изменить нельзя, — усмехается он, кивая на дверь мужского туалета.
Это, наверное, была минутка юмора, но я не оценил.
— Аркадий Дмитриевич, — отвечаю в тон ему и убираю телефон в карман, — какими судьбами?
Улыбаюсь прохладно и думаю, как поскорее от него отделаться. Однако старый хрен настолько нетерпелив, что не дает мне поля для маневра и спрашивает в лоб:
— Что это у тебя за кукла в зале осталась?
— А что?
— Какая-то она, — делает рукой неопределенный жест, — ни то, ни се. Ты бы ее хоть приодел что ли, а то выглядит, как продавщица, торгующая китайским шмотьем.
А у самого глазки блестят. Потому что Ёжик не смотря на свою вульгарность и нелепую яркость цепляет. Притягивает к себе мужские взгляды.
— А вы не завидуйте, — снисходительно ухмыляюсь, хотя внутри все клокочет.
— Скажу тебе, как умудренный опытом мужчина…
Его любимая присказка. Он считает, что те двадцать лет разницы между нами дают ему право считать себе авторитетом как в бизнесе, так и в делах сердечных.
— Женщину надо выбирать не только по длине ног, но и по внутреннему содержанию.