Осознав, насколько далеко зашли фантазии, Раджит оборвал себя и вернулся к обязанностям. Тем более, что за рукав уже тянула Абхилаша, с требованием сфотографировать ее и ее подруг.

— Дамы и господа! — раскатился по гостиной глубокий голос. — Я рад приветствовать вас всех в моем доме. Рад еще и потому, что по окончанию маскарада, в полночь, когда настанет время снять маски, я буду иметь честь представить вам нового члена нашего общества, начальника полиции — Ранбира Сисодия и его сестру.

— Вот уж этого я точно дожидаться не буду, — проворчала Майра, принимая от Маниша бокал шампанского. — Я не в зоопарке, чтобы меня все рассматривали.

— А сейчас, дамы и господа, веселитесь, — закончил Аниш речь.

— На тебя все-равно все смотрят, — рассмеялся Маниш. — Пойдем танцевать, — потянул Майру к набирающим громкость колонкам, где был устроен тацпол и танцевали разноцветные световые всполохи. Там уже кружилось несколько пар. К ним присоединились и Маниш с Майрой.

А Раджит, делая вид, что уделяет внимание всем гостям, не сводил глаз с девушки в черном.

Воздух в комнате делал вид, что дрожит от музыки, но на самом деле, и это чувствовали Ранбир и Майра, вибрировал от напряжения

Мистер и миссис Прамара, так же как и его брат с женой, окруженные гостями, обступили Ранбира и вели светскую беседу. Кузены, танцуя с подругами Абхилаши, не выпускали из виду Майру, без устали кружащуюся со все новыми кавалерами. Абхи, тоже не обделенная вниманием поклонников, не сводила глаз с высокой подтянутой фигуры Раджита. От ее цепкого взгляда не ускользнуло, что объектив его фотокамеры все чаще обращается к незнакомке в черном платье и полумаске, от которой, не смотря на плавающий в комнате тяжелый запах всевозможных духов, отчетливо пахло кошкой. А больше всего избалованную папочкину принцессу бесило то, что какой-то жалкий фотограф виртуозно избегал сближения, какие бы попытки она не предпринимала.

От аромата духов, цветов, смешавшихся с шакальим духом, разболелась голова, а от резкого, режущего запаха агрессивной напряженности, выступали когти и клыки. С большим трудом Майра сдерживала рвущегося на свободу хищника и, сбежав от очередного ухажера, незаметно подошла к брату.

— Давай, уйдем. Я больше не могу здесь находиться, — на ухо прошептала она. — На меня здесь все давит.

— Сисодия никогда не были трусами и никогда не сбегали, — на поворачиваясь, сквозь зубы процедил Ранбир. — Мы останемся до конца мероприятия и будем представлены обществу. Оделась бы как тебе полагается по статусу, а не как уличная девка, и ничто бы на тебя не давило, — бросил он. Ранбир чувствовал темное, вязкое вожделение, как сетью, окружившее Майру. Оно расползалось по комнате, заполняя каждый уголок удушливой приторностью. И ему уже поддавались не только тонко чувствующие оборотни, но и обычные люди — пламя свечей дрожало, объятия становились теснее, улыбки — призывней, а намеки — откровенней. Все это доводило Ранбира до бешенства, и сейчас он был рад, что Ила отказалась прийти на вечеринку — и без того, Викрам при взгляде на него обнажал зубы в алчном оскале.

— Это я выгляжу, как уличная девка? — вспыхнув до корней волос, яростным шепотом выпалила Майра.

— Как оделась, так и выглядишь, — в тон ей ответил Ранбир.

— Тогда, возьми себе в сестры шавку. Она же паинька и за нее тебе точно не будет стыдно! — дернув головой в сторону щебечущей с подружками Абхилаши, Майра развернулась и разгневанная вернулась к облюбованному эркеру.

Хмурясь, она смотрела в темный, освещенный только луной сад и нервно грызла ноготь. Затем, будто что-то решив, кивнула и, повернувшись лицом к гостям, стала высматривать Маниша. Уловить его запах во всей этой мешанине Майра уже не могла. Кажется, среди гостей промелькнула его фигура в ладно сидящем вечернем костюме. Майра протолкалась между парней, отказалась от нескольких приглашений на танец, принести напитки, и потянулась к уху молодого человека в маске.

— Маниш, — позвала она.

— Майра! — обрадованно оглянулся он. Ярко сверкнула вспышка фотокамеры, и Майра поморщилась — преследование фотографа успело ее утомить. Как будто на приеме кроме нее больше не было гостей. — Как я рад, что ты нашлась. Я должен сказать тебе кое что очень важное. Выйдем в сад. Не хочу, чтобы нас услышали.

Предложение приятеля полностью совпадало с планами самой Майры.

— Давай, в беседке. Сначала выйду я, а немного погодя — ты, — и не дожидаясь ответа, она растворилась среди приглашенных.

Раджит, не удержавшись и опять сфотографировав эффектную незнакомку, видел, как она, перебросившись парой фраз с юношей в маске, для которого фотограф не нашел другого слова, кроме «обычный», плавно, с неторопливой грацией направилась к выходу в сад. Раджит тоже почувствовал, что в гостиной стало чересчур жарко и душно и двинулся следом.

Источаемое Майрой сексуальное притяжение, не находя объекта для воздействия, растворялось в чернильной темноте ночного сада, но царившее в гостиной напряженное желание оставило отпечаток и на самой девушке. Стиснув поручень и прикусив нижнюю губу, она стояла в беседке и, закинув голову, смотрела на мерцающее звездами небо. Майра не понимала почему нервничает, а прокатывающиеся по телу волны жара приписывала духоте остывающего города и единственным желанием было вернуться домой, в прохладу горных склонов.

После душной комнаты запах сада и озера оглушал. Как-то незаметно и естественно в него вкралась горьковатая нотка. Майра потянулась, чтобы снять полумаску, когда почувствовала за спиной чье-то присутствие. И не успела обернуться, как услышала тихий, мягкий, как ночь, голос:

— Что-то случилось? Я могу помочь?

Женская сексуальность, наконец-то найдя предмет для воздействия, устремилась к мужчине, но по дороге встретилась с ответной волной желания. Они закрутились, смешались и рассыпались тысячами черно-золотых искр, не освещающих тьму, но наполняющих ее живой, пульсирующей энергией.