Он постучал по зубам пальцами, издав звук, напоминающий какую-то мелодию. Затем, уловив, что Одинцов создает волну в чашке и она вот-вот выплеснется наружу, капитан протянул ему салфетку и сказал :

– На, подстели, а то прольешь на царицу морей!

– На Британию, что ли?

– Во-во, на ее самую, Великую Британию!

– Да ты никак – поэт!

– Станешь тут поэтом! Сидим без копья.

– Я тоже пока ничего не заработал, – сообщил Одинцов радостную для капитана весть.

У них давно шло соревнование между семьями по материальной обеспеченности, признанным фаворитом которого всегда был Гуров. Но времена изменились, и теперь капитан ревностно следил за гражданским бытием своего друга, боясь от него отстать.

– Ты хоть пенсию получаешь, – заметил капитан, осознав наконец, что по этой позиции он уж точно проигрывает капразу.

– Говорил тебе – иди в военные, – не без иронии ответил Одинцов, уразумев свое нынешнее преимущество.

– А-а-а, когда это было! В те времена я был на коне – не то, что сейчас. Этого Горбачева…

На лице капитана отразился такой гнев небесный, что он чуть не задохнулся в собственной ярости. Одинцов же не преминул напомнить о минувшей эпохе «застоя»:

– Не знаю, не знаю… Вам-то, морякам заграничного плавания, неплохо жилось. А мы бегали по толкучкам за каждой шмоткой. На Севере, помню, придешь с морей, уставший… И в очередь – за колбасой. Нет, сейчас все же лучше! То, что он упустил власть и развалил Союз – это да! Виноват! А в остальном прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…

– Ладно, бог с ним, с Горбачевым. Давай ближе к нашим делам. По рюмашке?

– Я за рулем.

– Я тоже.

– Не ври! – раздалось за стеной.

– Эй, там, за переборкой! – громогласно провещал Одинцов. – Ходи сюда!

– Привет, капраз! Вы что там собрались, водку пьянствовать? – из-за стены снова послышался голос жены Гурова.

– Привет, красавица! – ответил Одинцов. – Что за деловые переговоры без ентого дела?

– Вот я вам!

– Шутим, любезная моя, – подытожил капитан, – шутим. Нехорошо через переборку. Зашла бы уже!

– В кухне появилась Аврора с распущенными волосами, не накрашенная, в коротеньком халате.

– Чо в негляже? К тому же, не накрашенная! – недовольно заметил капитан, считавший свою супругу чуть ли не Барбарой Брыльской.

– Научись говорить, прежде чем мне замечания делать – чокаешь! – парировала Аврора.

– Огурцов порежь и мей би фри – можешь быть свободной! – скомандовал глава семьи. – Женщина на борту – сама знаешь… Одни неприятности от нее.

– Я пока еще в своей квартире, – возмутилась Аврора. – Будешь выступать…

– И что? – перебил капитан, готовый тут же броситься в словесную атаку.

– Мне уйти или как? – вклинился в семейную разборку Одинцов, вставая из-за стола.

Пара наконец угомонилась. Аврора порезала огурцы, налили всем, включая себя, по рюмочке водки с золотым корнем, заглотила свою порцию и, бросив напоследок дежу-рную фразу: «Та пошли вы в…», удалилась восвояси.

– Видал? – не успокаивался капитан. – Им только дай! Приняла на грудь и… сразу всех послала.

– Ладно тебе, Иван. Хорошая баба, симпотная.

– Да я и сам знаю… Ну что, поехали!

– Я вам сейчас поеду! – вновь прозвучало за стеной.

– Ты не так поняла, Аврора, – пояснил Одинцов. – Мы не в смысле «поехали по второй», а в смысле работы. Понимаешь?

– Мне-то что? Пейте! Хоть упейтесь! – не унималась Аврора.

– Пойти прибить ее, что ли? – обреченно произнес капитан.

– Брось! И моя такая же. Только…, – вдохновенно сказал Одинцов, показав Гурову указательный палец.

– Что только? – сходу заинтересовался капитан, выпучив глаза.

– Моя…, – заметил капраз под дикциею Сталина, – с военно-морским акцентом!

– Это как это?

– А вот так это. К-а-ак загнет трехэтажным… Мать твою перемать! Хоть стой, хоть падай! А недавно меня пытала…

– Садо-мазо? – спросил с ухмылочкой Гуров.

– Пытала, в смысле уточняла. Ты, говорит, сколькими языками владеешь? Я ей отвечаю: тремямя – русским, командирским и матерным. Она поправляет: двумямя, дорогой, двумямя, потому что командирский и матерный – это одно и то же.