Шрифт:
– Нет, давай поговорим.
Я попытался было целовать ее, но к моему удивлению Эйрин вдруг сухо сказала:
– Ты читал последнюю книгу Эмиля Золя «Нана»?
– Да, – растерянно ответил я.
– Вот, – сказала моя визави, – ты знаешь, что под конец сталось с Наной [79] ?
–Да, – ответил я с упавшим сердцем.
– Ну, – продолжала она, – что, если такое же станется со мною? Я отчаянно боюсь родить незаконного ребенка. А как бы ты поступил на моем месте?
79
Согласно сюжету повести, распутная актёрка Нана соблазняла мужчин и доводила их до разорения. Под конец от нее все отказались, её незаконно рождённый мальчик умер, сама она заболела черной оспой и скончалась в номере дешевой гостиницы. Опасаясь заразиться, никто не пожелал войти в ее комнату, чтобы предать тело земле.
Минутное раздумье подсказало мне, что все дороги ведут в Рим. Поэтому я согласился с ее доводами и вскоре… мой паренёк скользнул между ее ног.
– Скажи мне, пожалуйста, как доставить тебе наибольшее удовольствие? – спросил я, нежно приоткрыл рукой губы ее лона и прижался к ним устами, а языком стал ласкать ее клитор. В этом не было ничего отталкивающего: клитор был гораздо чувствительнее рта. Не успел я поцеловать ее дважды, как она со вздохом откинулась на кровать и прошептала:
– Вот так, это божественно!
Ободренный, я, естественно, продолжил. Вскоре ее маленький комочек раздулся так, что я мог взять его в губы, и каждый раз, когда я сосал его, тело Эйрин конвульсивно двигалось. Вскоре она еще шире раздвинула ноги и подтянула их, чтобы впустить меня до конца. Теперь я варьировал движения, облизывая языком остальную часть ее вагины и просовывая свой язык в нее как можно дальше. Ее движения, ее дыхание становились все более и более судорожным, и когда я снова вернулся к клитору, взял его в губы и пососал, одновременно просовывая указательный палец вперед и назад в ее лоно, движения женщины стали более резкими, и она вдруг начала кричать по-французски:
– О, c’est fou! О, c’est fou! О! О! (Это безумие! Это безумие! О! О!)
И вдруг она зажала мое лицо в ладонях и приникла губами к моим губам, как будто хотела укусить. В следующее мгновение моя голова снова оказалась у нее между ног, и игра продолжилась.
Мало-помалу я почувствовал, что мой палец потирает верхнюю часть ее лона, пока я ласкал языком ее клитор. Это явно доставляло ей наибольшее удовольствие. Еще минут через десять этой восхитительной игры она закричала:
– Фрэнк, Фрэнк, прекрати! Поцелуй меня! Остановись и поцелуй меня. Я больше не могу терпеть. Я цепенею от страсти и хочу кусать или щипать тебя…
Естественно, я сделал, как мне было велено. Ее тело распростерлось рядом с моим, наши губы встретились.
– Ты милый, – прошептала она. – Я так тебя люблю. Как чудесно ты целуешься.
– Ты научила меня этому, – подольстился я. – Я твой ученик.
Все это время мой возбужденный фаллос пытался войти в нее, но она все время отстранялась. Наконец Эйрин произнесла:
– Я бы с восторгом отдалась тебе, дорогой, но боюсь.
– Не бойся! – заверил я ее. – Если ты позволишь мне войти, я немедленно выйду, как только подступит семя. Поверь, здесь нет никакой опасности.
Но что бы я ни делал, что бы ни говорил, в ту первую ночь она не уступила и отказалась совокупляться.
Я достаточно хорошо разбирался в женщинах, а потому твердо помнил: чем дольше и искреннее я буду я сдерживаться и позволю желаемой даме взять инициативу в свои ручки, тем основательнее окажется моя награда. Несколько дней спустя я повел Эйлин на гору Ликабет [80] и показал ей «всё царство духа», как я называл Афины и их окрестности. Она просила рассказать о древнегреческой литературе.
80
Другие названия этой горы Ликавиттос или Ликавит – самая высокое место в городе.
– Была ли она лучше современной французской?
– И да, и нет. Всё было совершенно по-другому.
Эйрин призналась, что не понимает Гомера, но когда я читал припевы из «Царя Эдипа» [81] , она их поняла; и великая клятва в речи Демосфена: «Не теми, кто впервые столкнулся со смертью в Марафоне». – И благородное подведение итогов вызвало слезы на ее глазах: «Теперь по вашему решению вы либо прогоните наших обвинителей по суше и по морю, бездомные и бездомные, или вы дадите нам верное освобождение от всех опасностей в мире вечной тишины».
81
Трагедия Софокла.
Услышав последние слова, она по собственной воле поцеловала меня.
Когда мы шли в тот день вниз по длинному склону Ликабета, внезапно она спросила:
– Ты больше не хочешь меня? Мужчины такие эгоистичные существа. Если женщина сразу не исполнит всё, чего они пожелают, уходят.
– Ты не веришь ни единому моему слову, – перебил я. – Когда это я уходил? Я жду твоего согласия и не намерен вечно беспокоить. Это все. Если бы ты видела, с какой надеждой смотрю я каждую ночь на ручку твоей двери…