Шрифт:
Проведя несколько месяцев в Вене, я понял, что Дунай – великое достояние, которое венцы оставили не изуродованным современниками. Вена должна бы стать самым большим портом в юго-западной Европе, но австрийцы предпочли сберечь и облагородить сей прекрасный поток. Смогут ли они теперь, будучи в глубокой послевоенной нищете, исправить эту «ошибку»? Еще есть время – всегда есть время, слава Богу!
Почему я уехал из Вены? Потому что я сблизился с очаровательной девушкой – танцовщицей из кафе-шантана. Она вернулась из Вены в родной Зальцбург. В тот самый Зальцбург, где родился Моцарт. В «самый красивый город в мире», как говорила Мари. И мне пришлось последовать за нею.
Звали её Мари Киршнер. Любовь моя к ней была чистым безумием. Девушка оказалась лучшим типом немки (точнее, австрийки). Для меня она олицетворяла Вену и все ее изысканные красоты. У Мари была идеальная девичья фигура, стройная и гибкая от постоянных упражнений, потому что она танцевала, по крайней мере, час ежедневно. У девушки было пикантное, умное лицо со вздернутым носиком, таким же дерзким, как и ее светло-карие глазки. Она была удивительно откровенна в своих сексуальных переживаниях и покорила мое сердце, в один из наших первых вечеров рассказав мне, как ее довольно легко (по причине детского любопытства) соблазнил старый банкир из Будапешта, когда ей едва исполнилось тринадцать.
– Он дал мне и моей матери достаточно денег, чтобы мы безбедно прожили шесть лет или больше, и позволил мне научиться танцевать. Отто умер во сне, иначе он сделал бы для нас больше. Он был по-настоящему добр, и я заботилась о нем, хотя он был неважным любовником. Он оставил нам дом и мебель, и я уже неплохо зарабатывала на жизнь…
– И с тех пор?.. – спросил я.
Мари вскинула голову.
– Тише, – прошептала Мари. – Разве любовь не является частью жизни, самой лучшей ее частью? Даже иллюзия любви стоит больше, чем что-либо другое. Время от времени надежда искушает меня, как, похоже, я искушаю тебя. О, если бы мы с тобой могли побывать в Зальцбурге, увидеть горы Берхтесгадена… Какое дивное лето мы могли бы провести в самой прекрасной части Альп!
– Невозможно, – сказал я, – подарить тебе незабываемые воспоминания. У тебя было так много любовников!
– Никогда не бойся количества, – ответила она с улыбкой. – Подавляющее большинство любовников не оставляет нам ничего достойного памяти – мужчины мало что знают о любви. Почему до сих пор у меня остаются лучшие воспоминание о старом банкире? Он был очень ласковым und hatte mich auf den Handen tragen mogen [94] . Отто многому меня научил. О, он был милым человеком.
94
«и он бы носил меня на руках». – Немецкое выражение, означающее «Он заботился обо мне».
И тогда я повез Мари в Зальцбург.
Прежде я ни разу не слышал, чтобы кто-то поминал Зальцбург как один из красивейших городов Европы. Правда, как-то случайно обнаружил, что Уилки [95] , шотландский художник, упомянул нечто подобное. Он заявил, что «если бы старый город Эдинбург с его замком на скале был бы посажен в Троссачсе и имел бы такую же широкую быструю реку, как Тэй, то он имел бы право напоминать Зальцбург». Зальцбург действительно расположен среди гор, и окрестности его полны бесчисленными пейзажами романтической красоты. Озера Траунзее на востоке и Кимзее с загородной резиденцией короля Людовика II Баварского на западе. На юге через баварскую границу находится Берхтесгаден, один из самых красивых регионов Европы. А вот гора Унтерсберг, почти 7000 [96] футов высотой, со знаменитыми пещерами Гамслёхер-Коловрат, с огромными застывшими ледяными водопадами. На восточной стороне Гейерека – вершины Унтерсберга – дикие скалы и пропасти…
95
Дейвид Уилки (1785—1841) – шотландский живописец и гравёр, академик Королевской академии художеств; представитель романтизма, мастер бытового жанра, также известный как автор исторических сюжетов и портретов.
96
Почти 2000 м.
Мари была несравненным проводником, обладала милейшим характером, оказалась прирожденным компаньоном и такой же хорошей любовницей. Более того, она сделала все предварительные приготовления к любви. Мари стала первой женщиной, которая сказала, что у меня музыкальный голос: чрезвычайно мощный, но звучный и сладкий. Как приятно было это узнать!
– Я бы предпочла послушать, как ты декламируешь, – сказала она. – Ни один актер никогда не был тебе равен. И лицо у тебя решительное. Мне нравятся твои смелость и удивительное жизнелюбие.
Мари была прирожденной подлизой и постоянно находила новые комплименты. Каждый день она открывала во мне какую-то новую черту, которую можно похвалить. Сорок лет спустя я изо всех сил старался представить себе Мари и найти в ней какой-нибудь недостаток, чтобы представить ее человеком, а не ангелом. И пришел к выводу, что она с готовностью отдавалась любому, кто тревожил ее сердечко, даже если она его не любила. Но… я не осуждаю её. Снова и снова Мари напоминала мне замечательные стихи Роберта Браунинга [97] :
97
Роберт Браунинг (1812—1889) – английский поэт и драматург.
…
Наставь меня сурово,
Мой друг, чтоб я
Душой и телом снова
Была твоя.
…
Чтоб мысль моя питалась
Твоею и
Мной снова облекалась
В слова твои [98] .
…
Но примерно через шесть недель я начал уставать от Мари. Несмотря на то, что она была очаровательна и безупречна, мне хотелось узнать что-то новенькое, и я на какое-то время исчерпал свой немецкий. Когда мы вернулись из прекрасной страны с ее восхитительными прогулками и поездками, я купил Мари великолепную картину баварского Версаля на Кимзее – сказочного дворца принца-регента Луитпольда Баварского и честно сбежал от неё на всю осень во Флоренцию.
98
Фрагмент из стихотворения «Последнее слово женщины» из сборника Р. Браунинга «Мужчины и женщины». Перевод В. Васильева.