Вова вытер пот со лба, и на лице его даже появилось нечто, похожее на улыбку.

– Ну, начало положено. На улице ночевать точно не придется, – с удовлетворением подумал наш физик-теоретик, хозяйственно убирая остатки замка в сторонку. Он потянул дверь за обычную деревянную ручку, которая пережила все годы-непогоды значительно лучше замка, и даже практически осталась на месте, только чуть-чуть покосилась.

Дверь, как и положено двери в заброшенном на столько лет доме, недовольно заскрежетала и заскрипела, но напору мужских рук, кои были вовсе не так и могучи, поддалась.

А куда ей деваться? Работа такая.

Володя шагнул в темноту, и нащупав слева у входа выключатель, вдавил кнопку внутрь. Однако светлее не стало.

Мужчина удивился и даже несколько опечалился.

– Неужели электричество отключили? – в сердцах сказал Владимир, и сел на свой тяжеленный рюкзак, который умудрился затащить одной рукой в открытую почти настежь дверь.

Очевидно, это событие пошло мужчине на пользу. Потому что он вспомнил, что нужно же пробки ввинтить!

На душе у него повеселело, потому как смартфон почти разрядился, да и ноут, который он, безусловно, взял с собой, нужно было подключить.

Владимир потер руки, рискнул включить фонарик на телефоне, и, подсвечивая себе, пошел искать пробки. Нашел. Видно, несмотря на то, что он давненько тут не бывал, что-то в памяти осталось.

– Да будет свет, сказал поэт! – велеречиво произнес мужчина, закручивая пробки на их законное место. И стоило только щелкнуть выключателем, который был покрыт тонким слоем пыли и окутан паутиной, как свет зажегся и осветил теперешнее Володино жилье.

Ну, что сказать.

Жилье было весьма неплохое, а по деревенским меркам, так и почти роскошное. Несмотря на внешний неказистый вид, внутри имелась даже душевая кабина! Вова вспомнил, что ведь как раз он и заказал ее, тогда, два года назад.

– Ничего себе, как это я умудрился забыть?! – с великим удивлением подумал мужчина, и потер лоб. Он почувствовал, как внутри поднимается волна понимания, а за ней другая – стыда и отвращения.

Володя понял вдруг, что за эти приступы, которые накатывали иной раз совершенно без предупреждения, он просто себя ненавидит:

– Боже мой! И ладно бы, будь я женщиной, так куда ни шло.

Но мужчина, ученый с чисто женскими, как я всегда думал, мигренями, это нонсенс.

И Володя постарался затолкал эту унылую мысль куда подальше, в неведомую глубину подсознания. Куда она и ушла, провалившись как в омут.

А физик наш постарался взбодриться, и пошел разбирать рюкзак, то и дело прислушиваясь к себе. Временами перед приступами у него начиналось мерцание в глазах. И это было за великое благо, потому что тогда он, наученный горьким опытом, просто шел и ложился в кровать.

Конечно, с мокрым полотенцем на голове и наглотавшись таблеток.

Пока все было тихо. Голова вела себя вполне прилично, что было даже странно. После раннего подъема и дороги с тяжеленным рюкзаком можно было ждать от нее всего.

Поблагодарив создателя, Володя первым делом вытащил упакованный в сумку ноутбук, и любовно установил на письменный стол, покрытый старой клеенкой в сине-белую клетку.

Не очень чистой, а попросту грязной, покрытой пылью и древними разводами от пролитого чая, судя по всему. Володя их практически и не заметил. Несмотря на очки, которые он носил, внимание его в основном было сосредоточено внутри.

Его мозг, надо сказать, до сих пор бился над одной теорией, которую не могли выбить из головы ни проклятые мигрени, ни увольнение, и даже не решение начать новую жизнь.

Да и как это возможно?

Человек, рожденный музыкантом, даже когда учить его музыке некому и условия не позволяют, все равно мыслит не так, как человек, рожденный художником.

А уж если ты родился с повышенным айкью, и с налету в возрасте десяти лет решал задачки для первого курса физфака, а Володя был именно таким, то как может какая-то мигрень изменить структуру мозга, полученную от рождения?

Усложнить жизнь могла, это верно.

Но переключить от любви к теоретической физике на тоже художественное поприще?

Хотя чего только не бывает на белом свете.

Вот каковым размышлениям предавался Володя, которого все-таки немного потряхивало. Нервы, нервы, господа.

– Все от нервов, как говорят медики. И мигрень эта паршивая наверняка тоже от них, – подумал мужчина, который боролся с ней уже два года.

Почти с того самого момента, как он из штатов вернулся.

За ноутом последовали вещи, необходимые, как полагал Владимир, для жизни в селе. Двое пар поношенных, но крепких джинсов, три свитера, дождевик.