Для Леони, которая с интересом вертела головой, чтобы успеть рассмотреть многочисленные портреты отцов и, так сказать, матерей-основателей Академии, такая скорость была куда как неудобна.

Но спорить, а тем более просить бабулю идти помедленнее, умный ребенок и не пытался. Девочка прекрасно понимала, что та ничего зря не делает, и если идет быстро, значит – надо.

Конечно, уж как ей хотелось подойти прямо вот к каждому портрету и внимательнейшим образом изучить лица, которые, судя по всему, были совсем не против, и провожали девочку глазами, полными явно выраженной доброжелательности.

– Ничего, – думала Леони, – вот как-нибудь выберу время и приду к вам в гости. Прямо с альбомом. Сяду вот и буду рисовать ваши лица, и сохраню их, и унесу с собой. А дома доделаю, разукрашу, и развешу у нас в коридоре.

Девочка чрезвычайно гордилась своей бабушкой, и в тайне хотела пойти по ее стопам. Ну и что, что дара эмпатии у нее с гулькин нос? Вон, у бабушки его вообще нет. Бабушка совсем даже маг-теоретик! А вот все равно она ректор. Нет. Госпожа Ректор, вот.

Скажем честно, Леони тоже очень хотела быть ректором. Вот хоть какой-нибудь, пусть даже завалященькой, академии. Она бы тогда сидела в громадном кабинете, надевала на нос очки, когда никто не видит, и читала тот манускрипт в красивенном переплете, с тяжелыми бронзовыми застежками.

А когда кто-нибудь бы заходил в кабинет, она бы поднимала голову, и говорила бы что-нибудь типа: «я занята, зайдите попозже», или «вас много, а я одна». И испуганным посетители мигом бы извинялись, и уходили, оставив госпожу ректора заниматься важнейшими научными изысканиями.

Конечно, Леони и в голову не приходило, что бабуля спала и видела, как бы ей поскорее от этого ректорства избавиться. И даже посмеялась бы, не сильно и не очень заметно, чтобы не обидеть обожаемую внучку, над таковыми ее мечтами.

Но понять малышку поняла бы. Девочка представляла, что таковая должность дает максимальную степень свободы. Отсутствие какой-либо подотчетности. Что называется, делай, что хочу. А бедняжке приходилось с таких-то вот лет обучаться двум, вы только представьте, двум видам магии!

Квини и представлять не хотела. Она достаточно в свое время настрадалась даже от одного ее вида, настолько, что вынуждена была запереться в своем поместье на севере герцогства, и носа никуда не казать. Сколько? Да чуть не десять лет!

Тут парадная дверь Академии, к которой наши дамы споро подбежали, открылась, только их увидев, и выпустила за свои пределы.

На улице было тепло и тихо. Солнце потихоньку садилось за пики гор, на которых кое-где лежал снег, и посылало прощальные лучи всему живому. Воздух был свеж своей особой, вечерней свежестью, которую не спутаешь ни с чем.

Он пах подснежниками, ранними весенними цветами, которые давно уже отцвели, но вот аромат их так и витал. Возможно, потому, что воздух в горах совсем не тот, что, скажем в средней части герцогства Лонельского.

Зато и вечера здесь были вечерами, которые длились положенное им время, а не проносились за считанные минуты, чуть не пропуская вперед ночь. Вот такие вечера, ну и конечно, та уютнейшая кондитерская с вкуснейшими профитролями, куда они поспешали, и примиряли еще госпожу Ректора с ее ректорством.

Узкая мощеная светло-серым камнем улочка, которая вилась вокруг холма, на котором высилось здание Академии, вывела двух наших жаждущих вкусностей дам к небольшому домику, вовсю сияющему огнями. На окошках, играющих роль витрин, был выставлен весь ассортимент.

Чего тут только не было!

И горки шоколадных конфет в ярких обертках, и различные виды крема в маленьких вазочках, украшенных ягодами, и разноцветные печеньки, соединенные по две вместе, а между ними…

О, между ними таился тонкий слой вкуснейшей пасты, приготовленной из плодов дерева Кило, растертых с орехами и медом.

Среди девушек определенного возраста этот десерт считался совершенно необходимым для ежедневного употребления, ибо, по слухам, обладал ярко выраженным омолаживающим эффектом.

Конец ознакомительного фрагмента.