Шрифт:
Аяна скрестила на груди руки. Ей до судороги хотелось поправить Машкино одеяло, пригладить ладонью спутанные светлые волосы. Без Машки все казалось странным, ненастоящим. Выдрали ее с корнем, оставив только зияющую пустоту.
И теперь эта пустота отравляла всё вокруг.
В углу бросили вещи – Аяна присела на липкий немытый пол, поджала под себя ноги. От холода кожа зачесалась мурашками, но Аяна этого даже не заметила – оперативники принесли джинсы и свитер, заляпанные кровью. А ещё кулончик – мелкая позеленевшая птичка на ветке, дешевое уродство с рваной цепочкой
Машка носила эту птичку, не снимая. Однажды мама, то ли расчувствовавшись, то ли потратив сдачу с бутылок, купила Машке этот кулон. Для девочки копеечная безделушка стала настоящим счастьем.
Аяна долго сидела, сжавшись в комок, и сжимала кулон в ладони. Потом, разозлившись без причины, зашвырнула его в мусорное ведро и расплакалась, зажимая рот рукой.
Сколько она проплакала, сидя на голом полу, Аяна не знала. Храпела за стенкой мама, в детской царила тишина. Притащив на кухню забытый в коридоре ранец, Аяна вытащила из него вещи, в одну сторону убрала учебники, в другую – всякий мусор. Зеркальце от пудреницы, моток ниток, скрепки, жёлуди, обёртки от карамели, пёрышки… Тетради Аяна сразу засовывала в забитое мусором ведро.
В руках остался дневник – розовый, с беззаботными котятами на обложке. Аяна распахнула его, пролистнула наугад – пустой. Весь пустой. Учебный год только начался, сентябрь на дворе, и, кроме нервных красных записей, там ничего не было. Белые странички без единой буквы.
Нерастраченная жизнь.
Дневник улетел в ведро следом за тетрадями. Набросив ветровку на голые плечи, Аяна подхватила мусорку за ручки и пошла на улицу, уснуть этой ночью все равно не было никакой возможности. Уже в подъезде она нащупала что-то в кармане брюк – твердый ледяной цилиндр. Поставив ведро на ступеньки, Аяна достала вещицу, присмотрелась… Тусклый свет закопчённой лампочки проигрывал ночному мраку по всем фронтам.
Но и этого оказалось достаточно. Аяна сжала вещицу в руке, крепко стиснула, до хруста. Зажмурилась, привалилась к стенке, чувствуя, что ноги едва держат.
Помада. Багровая помада, которую Машка утащила у старшей сестры, чтобы густо намазаться ею в школе. Перед глазами возникло Машкино лицо – бледное и пучеглазое, с ярким пятном распухших губ. Сестра оправдывалась из-за сворованной вещицы, но Аяна помнила только горячую ненависть и сорвавшиеся слова. «Воровка!»
Аяна помнила. И это было невыносимо.
Не понимая, что делает, она открыла помаду, глянула на кривой слом, темнеющий в полумраке. Машка, наверное, до смерти боялась того момента, когда Аяна заметит потерю. Боялась злости, криков, болезненных пощёчин.
Только вот злости в Аяне не осталось. Проведя багровой помадой по губам, она бросила ее в мусорное ведро – хорошая была помада, да и обломком ещё можно было бы пользоваться, но… Только вот теперь она всегда будет напоминать о сестрёнке, которая погибла по собственной глупости.
Прыгнула ли Машка под поезд из-за несчастной помады?
Аяна надеялась, что нет. Не прыгнула.
Во мраке подъезда губы жгло толстым жирным слоем помады. Нагнувшись к ведру, Аяна воровато достала уродливый кулон с птичкой и сунула в карман.
– Машка… – шепнула в ночную тишину Аяна, чувствуя, как всё внутри дрожит. – Что ты, Машка.
Подъезд не ответил.
Тишина.
ГЛАВА 3
Санёк
На улице распалялась вьюга – колкий снег россыпями бил в окна, ветер задувал в каждую щель, стекла в деревянных рамах дрожали, будто замерзнув. Будильник противно ныл под ухом.
– Янка, выруби! – гаркнул Санёк, пытаясь спрятаться от мерзкого писка, и закутался в одеяло. Будильник не унимался. Рыдал Петька – и откуда только в таком крошечном тельце есть силы орать без передыху?! Кряхтел Илья, дёргался, бил ледяными пятками по братьям.
– ЯНА! – заорал заспанный Санёк, вскакивая на диване.
Аяна, одетая в толстый замызганный свитер поверх ночной рубашки, медленно вплыла в комнату. Светлокожая и худая, с пылающими глазами, она походила на растрёпанную ведьму.
– Чего орёшь? – Аяна подняла Петьку и заткнула ему рот соской на бутылочке. Петька сразу же зачмокал. – Сам бы встал и выключил. Я еду греть пошла.
– Могла бы и будильник с собой прихватить, – огрызнулся Санёк, сползая на пол.
– Ничего больше тебе не сделать? – вспылила Аяна. – Я и так тут как нянька, домработница и надзирательница – три в одном. Хоть один бы из вас помог: Петьку покачал или Илье памперсы поменял! Только орёте, достали уже.
– Не вопи, – он отмахнулся, натягивая тонкие джинсы с дырами на коленях.