Шрифт:
В любом случае, никто кроме Ани меня здесь не интересует.
Встрепенувшись, Калинина смотрит на меня через стол не моргая.
Смотрю на нее тоже, чувствуя, как бурлит кровь.
Не знаю, что вообще в ней нашел, но все в ней как надо. От макушки и до пят в ней все, как надо. Лицо, фигура, цвет ее кожи и цвет волос. Запах. Я просто въехал в нее, как в стену.
— Пошли… — повторяю, протягивая ей руку.
Подхватившись, прячет от меня глаза и выбирается из-за стола.
— Эмм… пока ребят… с Новым годом… — бормочет, махнув рукой.
Прохладная ладонь ложится в мою.
— Все в норме? — спрашиваю коротко.
— Да. Класс.
Ее глаза бегают по моему лицу.
Месяц назад она вообще боялась мне в глаза смотреть, а теперь права во всю качает.
— Идем. — Тащу ее вниз по лестнице.
Мечтая поскорее убраться из этого ада, тащу ее в гардероб, где молча одеваемся.
После десятиминутных блуканий по морозу, все-таки нахожу нашу машину, в очередной раз окрещая себя дураком за то, что не взял собственную.
Чувствую себя натуральным беспреданником от того, что таскаемся по такси и от того, что кроме квартиры Баркова мне некуда ее отвести, чтобы побыть вдвоем.
Не в гостиницу же нам ехать.
Этот факт неприятной кипящей жижой бурлит в крови, снова отсылая меня к отцу и его маканиям меня в говно.
Злюсь, забираясь за Аней в машину.
Я бы не стал объяснять ей весь расклад своего “положения” ни за что. Того, что мой отец шпыняет меня, как щенка, с тех пор, сколько себя помню. Об это вообще никто не знает, пусть так и остается.
К счастью, ей и правда все равно, куда со мной ехать. Мы оба это знаем, и я буду пользоваться этим без зазрения совести.
— Что за… — психую, пытаясь разместиться на сидении так, чтобы колени не упирались в водительское кресло.
Не выходит.
Старый “пыжик” тесный, как консервная банка, а во мне почти метр девяносто.
Поймав на своем лице быстрый взгляд, усаживаюсь кое-как и интересуюсь:
— Как провела время?
Пристроившись рядом, Калинина складывает на коленях руки и пожимает плечом:
— Хорошо. А ты?
— Лучше всех.
Молчим пару секунд, и я сообщаю:
— Ты победила.
— В каком смысле? — косится на меня.
— Будем ходить, как приклеенные, — поясняю.
— Я не то хотела сказать! — выпаливает.
— Считай это рикошетом.
— Мы не маленькие, чтобы…
— Мы не маленькие, — соглашаюсь.
Мы очень даже взрослые.
Обхватив пальцами точеный подбородок, поворачиваю к себе ее голову.
— Сколько раз за этот вечер ты хотела, чтобы я тебя поцеловал?
— Не считала…
— Врешь, — шепчу у ее губ.
Глава 37
Врет, конечно.
Даже я считал. Четыре раза, и это было очевидно.
Несмотря на то, что мозги дурманит аромат ее туалетной воды, а губы щекочет дыхание, не спешу. У меня есть яйца, и они настойчиво требуют возмездия за все сданные флаги.
Вцепившись в воротник моей куртки, моя любимая девушка пытается убить последние миллиметры между нами. Тянет меня к себе, успевая слегка мазнуть своими губами по моим, когда напрягаю плечи, чуть откидываясь назад.
Не замечая, она следует за мной, пытаясь опять дотянуться до губ, но без дополнительных усилий дотягивается только до подбородка.
Твою мать.
Какие же мягкие у нее губы.
В бедро упирается ладонь.
Веселясь, чуть отклоняю голову, встречая еще одну попытку себя поцеловать, которая заканчивается тем, что ее нос от безысходности утыкается в мою шею.
Тихо хохотнув, расслабляюсь.
Кажется, только тут до нее доходит, кто у нас главный.
Вскинув голову, посылает мне возмущенный взгляд, но когда видит мою ленивую ухмылку, подается вперед и прикусывает кожу на шее, чем посылает электрический разряд прямо мне в трусы.
— Мммм… — зажмурившись, позорно выстанываю я, на что Аня отвечает еще одним укусом, только на этот раз прицельным и более уверенным.
Таким, от которого на моей шее красным, сука, маком расцветет засос.
Засос, твою мать!
В шальном угаре, сгребаю в ладони ее лицо и прижимаюсь губами к нежной горячей щеке.
— Ты что, где-то борзянки успела хлебнуть? — рычу отупело.
Побывавшее у нее во рту место горит, как клеймо, рождая у меня охеренно зверский аппетит.
— У тебя отхлебнула, Дубцов… — выдыхает, снова цепляясь пальцами за мое бедро.