Я сглотнула, наши взгляды встретились.

— Забудь, что ты видела, — его тон не предполагал, что я не сделаю то, что он сказал. Он потребовал.

— Почему? Цвета… они такие смелые. Я хочу их видеть.

Он с усмешкой отвернулся и направился к столу.

— Что? — спросила я.

— Ты все время просишь о том, о чем не должна.

— Если это замечание касалось вчерашнего вечера, то я ни о чем не жалею.

Он повернулся ко мне.

— Ты упомянула татуировки, ну вроде как. Ты что-то сказала после того, как приняла снотворное. Ты была в бреду, не зная, о чем говоришь тогда, и не знаешь сейчас.

Он начал извлекать еду из бумажного пакета.

— Меня тошнит от дерьмового фастфуда. Нам не придется долго с этим мириться.

Я подошла к столу, мой желудок требовал еды больше, чем я хотела спорить о татуировках Кадера. Это не означало, что я сдаюсь. Сев, я посмотрела на него.

— До этого я видела только края. Первый раз увидела их на твоем запястье в ночь встречи, когда ты поднял руку, чтобы успокоить толпу. Во второй — увидела часть рисунка на верхней половине груди. Ты оставил пуговицы расстегнутыми, когда я только проснулась.

Когда он не ответил, я продолжила: — Большинство людей гордятся татуировками. Я имею в виду, что они делают их не просто так.

Кадер покачал головой, выбившиеся пряди волос обрамили его лицо. Его зеленые глаза не отрывались от меня, пока он разворачивал и поднимал свой сэндвич.

— Оставь это.

Его грудь расширилась от глубокого вздоха. Не откусив ни кусочка, он швырнул бутерброд обратно в газету.

— Невероятно, черт возьми.

— Вот почему в спальне так темно.

Он встал и принялся расхаживать взад-вперед.

— Картрайт мертв. Кто-то заключил контракт на тебя и твою работу. — Он остановился и схватился за спинку стула. — Тебе не кажется, что есть более важные темы, чем мои тату?

Я развернула сэндвич, который он принес мне на завтрак. Хотя я не ела их уже много лет, не могла вспомнить, когда в последний раз, черт, он пах так фантастически.

— Расскажи мне, что тебя расстроило.

Он склонил голову к пластиковой стене.

Я поднесла бутерброд к губам и остановилась.

— Эрик вернулся в офис, и Стефани тоже.

Кадер кивнул, развернул стул и оседлал его.

— Ты знал это?

— Только сегодня утром. — Он откусил от бутерброда. — Они подняли тревогу, которая разбудила нас.

— Что еще ты видел? — спросила я между укусами.

— Скорее слышал, чем видел. Между Олсеном и кем-то по телефону шел разговор. Ни тебя, ни Картрайта никто не видел в офисе с вечера понедельника. Из того, что я слышал, Олсен пытался убедить другого человека, что вы двое не откажетесь от исследований и не скроетесь с ним.

— Значит, они не знают, что случилось с Рассом?

Этот вопрос придал моему завтраку горький привкус.

Кадер покачал головой.

— Никто никогда не узнает наверняка.

— Конечно, узнают. Он…

Я опустила глаза, не позволяя себе закончить фразу, не позволяя произнести это слово.

— Лорел, только ты, я и тот, кто его убил, знаем о его судьбе. Если кто-то в этом учреждении знает, что он мертв, этот человек либо убил его, либо приказал убить.

Сделав глоток кофе, я встала. Стала мерить шагами цемент, мои ноги были в носках.

— Как ты можешь обсуждать это так небрежно?

Когда я обернулась, Кадер был прямо передо мной, чем заставил меня остановиться. Он потянулся к моему подбородку и перевел мой взгляд с его груди на яркие зеленые глаза.

— Я думал об этом. Их текущее предположение — твой лучший вариант.

— О чем ты?

— Кто-то думает, что вы сбежали вдвоем. Я бы предположил, что они не захотят обнародовать эту теорию без доказательств. Их отвлекающий маневр даст нам время убраться отсюда.

— Убраться отсюда?

В моем голосе прозвучала паника.

— Да, убраться. Этот подвал безопасен, но мы не можем оставаться здесь бесконечно. Кто-то заплатил мне, чтобы я убил тебя. Этот кто-то все еще там. У меня дома компьютерное оборудование гораздо лучше. Я живу у черта на куличках. Там тебя никто не увидит. Ты сможешь выйти наружу и не быть запертой под землей.

Сморщив нос, я слушала.

— Я могу выйти наружу? — Мои руки, теперь сжатые в кулаки, уперлись в бедра, когда я сделала шаг в сторону от его прикосновения. — Я что, чертов щенок? На кону работа всей моей жизни. Выходить на улицу играть — не моя забота.