Шрифт:
– Очнись, очнись, ба!
«Что же делать? Скорую вызвать? Соседей? Сначала скорую, потом к соседям», – лихорадочно соображал он.
Саид быстро набрал номер, вызвал скорую и ринулся к соседям. Может, не совсем умерла, может, смогут ещё спасти?
Ему показались бесконечно длинными и нескончаемыми минуты, проведённые врачами около бабушки. Соседи уже толпились в доме, говорили, что врачи помогут, но Саид видел, что они обманывают, видел, как шепчутся, исподлобья глядя на него, слышал какие-то обрывки фраз, что уже нет надежды. Но он ждал. Стойко отгоняя все мысли и держась за маленький лучик надежды. Ждал окончательного вердикта врачей.
– Бедный мальчик, – вполголоса говорили они, качая головой и с сожалением глядя в его сторону.
Саид видел суету женщин, поспешно убиравших комнаты. Пришёл мулла 9 , чтобы читать у её изголовья Ясин 10 . С ним пришёл и отец. Он смотрел с широко раскрытыми глазами, сел рядом с телом Зульхижат, сгорбившись. Наконец врач подошёл к Саиду, взял его за локоть, как будто приглашая в другую комнату. В сердце Саида кольнуло, взгляд стал туманным и мокрым, и, предчувствуя отчаянную правду, он вместе с отцом поплёлся за врачом.
9
Мулла – исламский священнослужитель, знаток Корана и религиозных обрядов у мусульман .
10
Ясин (Йа Син) – 36-я сура Корана.
– Я сожалею, сынок. Мужайся, уже ничего невозможно сделать.
– Ну хоть что-нибудь, пожалуйста, доктор… Она не могла… Она очень стойкая. – не выдержал Саид. Зулумхан молчал.
Комок горечи и боли застыл у Саида в горле. Он не мог осознать, принять эту весть.
– Мне жаль… Крепись…
– Когда? Когда? Во сколько это случилось?
– Трудно сказать… Точное время назвать не могу. Но, думаю, ещё вчера.
Доктор вышел. Саид прислонился к стене, схватился обеими руками за голову, затем сел и зарыдал. Тихо, так, чтоб никто не слышал. «Ещё недавно она была жива. Ходила, говорила, готовила кушать, а теперь её уже нет. Как такое может быть?»
На похоронах его обнимали, жали руку, говорили слова сочувствия. В его же глазах всё было расплывчато и пусто. Всё превратилось в поток, врывающийся в его сознание мельканием лиц, пожатием рук, словами, молитвами за упокой.
И среди всей этой суеты из сгустков тумана, фраз, притворства и сожаления пробился маленький лучик солнца. Он увидел её сразу, как только она вошла. Вот она идёт к нему, одному. Ближе… ближе… Она обняла его, и всё стало спокойным, безмятежным.
– Мама, – промолвил он. Как давно он не произносил этого слова, как ему не хватало её, хотя он всегда это отрицал для самого себя. Его глаза наполнились слезами, хотелось плакать и кричать, выть, но он сжал кулаки, сглотнул и проглотил свою боль.
– Бедный мой мальчик, – произнесла Айшат. Ей хотелось, чтобы все эти люди исчезли, растворились, чтобы оставили их одних. Ей так нужно было поговорить с сыном, соприкоснуться душами, попросить прощения, поплакать. Но они смотрели на Айшат и Саида и начали уже обсуждать и осуждать.
– Я сейчас должна идти, но потом, потом мы обязательно поговорим.
И она ушла. И душа Саида вновь «завяла» в тени. Он вышел из комнаты и поплёлся подальше от сверлящих его любопытных глаз. «Почему потом? Что значит это «потом»? Потом – это не сейчас. А когда? Не известно. Мама, почему ты меня не любишь?!»
– Саид! – услышал он окрик. Его звали, чтобы отправить за хлебом, раздавать садака 11 .
Ближе к вечеру мать подошла к нему, села рядом, чуть слышно спросила:
– Ну как ты?
– Ничего.
– Бабушки уже нет, да смоются её грехи, и потому ты больше не можешь оставаться здесь один (бабушка Асият переехала жить к сыну в Махачкалу). Я бы хотела, чтобы ты жил с нами, но муж против. Уж ты пойми меня. Ты будешь жить с отцом. С ним я уже поговорила.
11
Садака – милостыня.
– Уже второй раз…
– Что второй раз?
– Ничего. Я и сам справлюсь. Здесь останусь, – слёзы душили его, ему хотелось убежать, но он просто сидел, склонив голову, не мог смотреть на неё.
– Нет, это исключено, что люди скажут? Скоро учиться в город поедешь, всего четыре годика осталось, в институт поступишь. Так что потерпи немного, хорошо?
– Хорошо, – с трудом выдавил он из себя.
– Ну, я пойду. Идти надо! – протянула руку, чтобы по голове погладить, но не решилась и убрала. – Отец скоро придёт за тобой.
Айшат направилась к двери, открыла её, оглянулась и сдавленным голосом произнесла:
– Ты уж меня прости, ладно? – и выбежала.
Кое-как добралась до дома, спрятала лицо в объятья ладоней и зарыдала горько и неистово. «Почему? Почему? – била она себя по груди. – Сынок! Сыночек мой!» – она обняла, сжала себя крепко будто боясь , что вот-вот душа вырвется из неё .
– Мама! – услышала она зов Максуда. Резко встала, стёрла слезы, схватила какую-то посуду, лежавшую на столе, и, направляясь в сторону кухни, ответила: