Мужчины в возке выжидательно уставились на незнакомцев.

— Ну, занятие наше простое, — сказал Унномтюр и приобнял Фьольвира. — Мы с братом — воины. Наняться к кому охраной у вас можно?

Дровосеки зачесали в затылках.

— Так тихо у нас-от. Охронять некого. И в дорогах спокой. Вам, робяты, в Окрому путь держать надоть.

— Это куда?

— Так дорогой мимо башни, никуда не сворачивая. К вечеру в ону самую Окрому и войдете. Большой город!

Унномтюр повернулся всем телом, оценивая маршрут.

— Ну, может нечисть какую извести? — снова посмотрел он на дровосеков. — У вас, наверное, бродит кто в окрестностях?

— У нас только Ульфха, — ответил молодой.

— Можем и ее, — сказал Унномтюр.

Фьольвир кивнул.

— Можем!

Дровосеки захмыкали, пряча усмешки в бороды.

— Это вам к Антипу надоть. К Флярду пойдете, он-от укажет.

— Так тихо у вас? — спросил Унномтюр.

— А то! — сказали дровосеки. — Все сами топерь. Живем. Богов-от который год нет. Оно, пожалуй, и хорошо.

— А Ульфха?

— Так в море. А что нам то море? Хлеб есть, лес есть, мясо есть. Какого жита ишшо желать?

— Ну, будьте здоровы! — сказал им Унномтюр.

Мальчишка стегнул лошадь вожжами, и возок со скрипом покатил дальше. Правда, через десяток кнафуров остановился.

— Эй, воины!

Сделавшие несколько шагов путники обернулись.

— Ежли лодка будет нужжа, тожа у Флярда спросите! — крикнули им.

— Мы поняли! — отозвался Унномтюр.

Некоторое время потом шли молча. Впереди взмывали голоса, гавкали собаки, слышался стук топора. По небу плыли облака, их тени то и дело скользили по склону холма. Низкая каменная оградка возвестила о начеле селения. Во дворе первого дома гоняла куриц девочка лет пяти. Рядом светловолосая, крупная женщина, наблюдая за ней, жмякала белье в бадье. Увидев путешественников, она слегка наклонила голову.

— Здрост.

Лицо ее не выразило ни тревоги, ни удивления.

— Здравствуйте, — сказал Фьольвир. — А Флярд?

Он показал пальцем на дома выше по склону.

— Третий дом по правую руку, — ответила женщина.

Фьольвир благодарно кивнул.

Народу в селении было немного, и все были заняты. Кто свежевал заячьи тушки, кто лепил горшки из желтой глины, кто деревянными вилами таскал валки свежескошенной травы вглубь хозяйской постройки. Дети помогали родителям. Из приоткрытых дверей тянуло сдобой.

Первые дома были громоздкие, явно старые, с потемневшей от времени кладкой. Под навесами — поленницы, узкие окна — в ставнях. Выше дома уже ужимались в размерах, но вид имели свежий, светлый, двускатные крыши топорщились черепицей.

Дом Скобаля путники узнали сразу. В широком дверном проеме виднелись столы и лавки, в глубине помещения плясали облески огня, а дух подгоревшего мяса бил в ноздри еще от каменной воротной арки, не имевшей ворот. Девчонка лет пятнадцати сосредоточенно мела двор.

— Выше? — спросил Унномтюр Фьольвира.

— Да, к Флярду, — сказал Фьольвир.

Девчонка, услышав их, подняла голову. Лицо у нее сделалось сердитое.

— А мы тожа открыты, — сказала она. — У Тегумки — все вчерошнее. Он пил вчора.

— Какой Тегумка? — спросил Фьольвир.

— Тегумка Флярд.

— А-а!

— Здрост, — словно опомнившись, произнесла девчонка и покраснела.

— И ты здравствуй, — сказал Фьольвир.

— А серебро вы принимаете? — спросил Унномтюр.

— Не-а, — сказала девчонка. И поспешила добавить: — И Тегумка не принимат. Мы монетки не собирам.

— Хм. Тогда нам и расплатиться нечем.

Девчонка прищурилась, оглядывая мужчин.

— Это! — показала она пальцем на хельк.

Унномтюр, разматывая, стянул накидку с плечей.

— Она подвытерлась, — сказал он.

Девчонка легко выхватила хельк у него из рук.

— За две плошки с мясом — пойдет!

Она тут же чуть ли не полностью закуталась в обновку. Метла — в сторону. Улыбка до ушей. Потом крикнула, чуть оборотившись в сторону дома:

— Ма-ам! Гости!

Фьольвир и Унномтюр пересекли двор и зашли в дом. Девчонка, обогнав их, скрылась за полотняной занавеской, отделяющей зал от других комнат.

— Ма-ам!

Фьольвир огляделся.

Озаряя чуть ли не половину помещения, горел очаг. Над ним темнел на вертеле то ли поросенок, то ли кабанчик, частично уже оприходованный, лишившийся кусков тушки. От него и шел мясной дух. Столов было пять. За куцей стойкой на полках стояли круглые блюда и кувшины.

— Ма-ам!