— Эй, — позвал Унномтюр. — Ты уснул, арнасон?

— Я думаю, — сказал Фьольвир.

— О чем?

— О том, что я… что мне, может быть, все равно. Если бы я умер…

Унномтюр остановился. Фьольвир ощутил, как везинг на груди собирается в складки под чужими пальцами.

— Все равно? Умер?

Свет зарябил у Фьольвира в глазах.

— Мы зачем идем? — выдохнул ему в лицо Унномтюр.

— Спасти мир, — ответил Фьольвир.

— Но тебе, кажется, этого не хочется?

Щеки, глаза Фьольвира обдало жаром. Но он смело посмотрел в свет.

— У меня никого нет, понял? — выкрикнул он. — Я иду не знаю, зачем, и ты долбишь мне: надо, надо, надо! Люди же! Боги же! Тьма же! Ай-яй-яй! Все кончится! Шкатулка эта хитровыделанная. Дверь, вахены. Как же так? Больше некому. А мне на все наплевать, понял? На все!

Несколько мгновений стояла тишина, и Фьольвир слышал только свое дыхание.

— Понял, — наконец негромко сказал Унномтюр. — Понял, арнасон. Такое бывает. Такое и у меня было, когда происходили вещи, которые мне лично были противны. О которых я сожалел, даже если их делал не я, но случались они при мне, а я никак не мог этому помешать. Ничего не хотелось, сил не было. Но давай об этом позже? — Он встряхнул спутника так, что у того клацнули зубы. — Когда мы догоним и убьем Мтага, арнасон, ты сможешь жаловаться, сколько и кому хочешь. Мне, мертвецам, Йоруну со Стергруном, всем войца-пекка разом, воде и небу. Даже старику Хэну сможешь рассказать, как я тебя мучал и истязал, он всех внимательно слушает, хотя кажется, что спит во время исповеди. А потом я лично отвезу тебя в Тааливисто. Думаю, мне разрешат. Все, тебе легче?

— Нет, — сказал Фьольвир.

— Бывает. Потом пройдет.

Унномтюр снова положил руку спутника себе на плечо, и их путешествие по тонкому пути продолжилось. Свет покачивался перед Фьольвиром. Он думал, что можно, наверное, было бы сесть и никуда не идти, потеряться, раствориться, но Унномтюр тогда взвалит его на спину и понесет. С него станется. Почти герой на чужой спине — куда это годится? Нелепица. Дурь.

Он думал, что не так спасают мир. Когда рядом напарники, воины и друзья, боги и ваэны, за спиной — дома, женщины и дети, а напротив — враги, пусть хоть тьма до неба, вот как спасают. В одном строю, с криками «Хейя, Накки!», потому что Наккинейсе была ко всему прочему и богиней победы. А когда ты бежишь за каким-то макафиком, и приходится лить кровь, как воду, направо и налево, а ты одной ногой в лодке… и Хейвиска, милая Хейвиска ждет его…

— Шевевелись, арнасон! — поддернул его Унномтюр.

— Шевелюсь.

Сбитый с мысли, какое-то время Фьольвир шел за спутником быстрым шагом, но через десяток-другой пройденных крафуров снова зашаркал, поплелся нарочито медленно, заставляя провожатого подстраиваться под неспешный ритм. Потом уже и закапало, и свет перед глазами ощутимо замерцал, словно дождь имел над ним некую власть. Фьольвир зажмурился. Стало легче.

— Капает? — спросил Унномтюр.

— Да.

— Тогда будем выбираться.

Они резко свернули. Несколько раз Унномтюр звенел железом о камень, шипя под нос непонятные слова. Дождь заморосил. Под ногу Фьольвиру попался какой-то гладкий предмет, соскользнув с которого он чуть не потерял плечо-ориентир, схватившись в последний момент за косицу хелька. Свет и свет. И паучок, гуляющий сам по себе. Было странно не видеть ничего больше.

Наконец Унномтюр остановился.

— Постой здесь, — сказал он.

Послышался треск паутины. Потом что-то стукнуло, с протяжным скрипом в лицо Фьольвиру дохнуло сыростью. Шаги Унномтюра отдалились. Пропали. Несколько капель укололи Фьольвиру лоб. Он стер их пальцем, облизал палец губами. Солоно.

— Давай… вот, — появившийся Унномтюр потянул его на себя.

Фьольвир запнулся.

— Ногу! Ногу выше! — потребовал Унномтюр. — Здесь ступенька.

Ногу пришлось задрать на уровень живота.

И все равно всю работу по преодолению преграды выполнил Унномтюр, буквально вздернув Фьольвира вверх. Колено того больно ударилось о ребро невозможно высокой ступени, зубы щелкнули. Бугристый камень токнул в плечо.

— Сюда.

Унномтюр, приобняв, повел хромающего Фьольвира сквозь звонкий перестук капель в шорохи и попискивание крыс, в глухое, шелестящее эхо большого помещения.

— Где мы? — спросил Фьольвир.

— Не знаю. Какой-то замок. Подвал, — отозвался Унномтюр.

— А Мтаг?

Они поднялись по короткой лестнице.

— Думаю, добывает второй ключ. Мы встретим его у третьего. Я знаю, где это. Садись, здесь, кажется, лавка.

Фьольвир ладонью нащупал гладкое дерево, уселся, вытянув ударенную ногу.

— Здесь темно? — спросил он.

— Как у Хэнсуйерно в мертвецкой, — ответил Унномтюр.

— А что у него там?

— Мертвецы и темнота, что еще?

Фьольвир ощутил щекой легкий ток воздуха.

— Кажется, тянет слева, — сказал он.

— Я посмотрю.

Унномтюр оставил спутника одного. Его шаги звучали все глуше, пока не пропали совсем. Фьольвир нащупал конец лавки, подвинулся и лег. Всюду был свет. Под смеженными веками паучок притих. Так бы и лежать, подумал Фьольвир. Слепота его не пугала. Кажется, и так он видел слишком много лишнего. Одних мертвецов столько, что иной за всю жизнь не увидит.

Разве я герой? — подумалось ему. У героя нет сомнений и есть желание подвига. А у меня наоборот. Сомнений — целая гора. Спасай мир, спасай. Плыви, беги, мерзни. Спасай. Ой-да, потом, конечно, все хором скажут: какой ты молодец, Фьольвир Маттиорайс! Сам Йорун пожмет руку: добро пожаловать в Тааливисто! Лучшее место для таких, как ты!