И сказано это было не только нам.

Васятка шмыгнул носом, сообразивши, что попался. Я же нащупала оттопыренное ухо и крутанула.

— Чего ты творишь, ирод? — говорила, стараясь подражать тетке.

— Мару-у-усь, — заныл Васятка. — Я же ж… просто купнулся.

— Ага, а если б не выкупнулся?

— Ну… мы поспорили…

Ухо я не выпустила.

— С кем?

— Пусти!

— Говори, а то вовсе оторву. И будешь Васятка Безухов, великий герой местечкового эпоса.

Обиделся по-настоящему и засопел громко-громко.

— Вась, это не шутки, — ухо я выпустила. — Ты понимаешь, что если вдруг…

Горло перехватило.

Мы ведь тоже ходили к бочагу. Даже уж не помню, по какой надобности, и вовсе, когда это было, но зато помню развалины старого дома. И разросшийся шиповник с огромными колючками. Пологие, какие-то скользкие берега, будто нарочно, чтобы тот, кто ступит, скатился к темной глади воды, а то и вовсе в неё рухнул.

Черное зеркало.

Злое.

И все одно не способное отразить хоть что-то. Мы… не решились, ни я, ни Линка, а Ксюха, поведя носом, сказала:

— Дурное место.

Так и ушли. Васятка же… заерзал.

— Или мне говори, или дядьке Святу. А от него, сам знаешь…

— Предательница!

— Вась, — я погладила мягкие вихры. — Одно дело всякая ерунда, а бочаг — это серьезно…

— Между прочим, там некромант завелся!

— В бочаге?

— В старом поместье.

— Вась…

— Вот честное слово! Чтоб мне землю жрать, если вру! — он даже сел от возбуждения.

— Успокойся, — я широко зевнула и тоже села. А чего валяться. Уснуть уже не усну, да и с бочагом разобраться надобно. Васятка, конечно, шебутной пацан, но нельзя сказать, чтобы вовсе безголовый. И стало быть, не по своему почину к бочагу поперся.

— Всамделишний!

— Хорошо, — я почесала шею, подумавши, что теперь весь день буду ходить и скребстись. Вона, руки поцарапанные, да и под ногтями грязюка.

Красавица, нечего сказать.

Я потянулась и сказала:

— Отвернись.

— Чего я там не видывал, — Васятка все-таки отвернулся и поерзал. — Так ты мамке не скажешь…

Надо бы.

Бочаг — это… это не то место, куда детям можно. Неправильное оно, нехорошее. Но и я когда-то к нему бегала, хотя и не рискнула окунуться. И… и надо бы выяснить, в чем дело. А потому, натянувши старые разношенные джинсы, я велела:

— Рассказывай.

— Про некроманта?

— Про спор ваш.

Васятка засопел и гордо отвернулся, всем видом показывая, что ни слова не промолвит. Тоже мне… партизан.

— Небось, с Тимохой?

— А ты… ну… с ним, — Васятка понурился.

А я мысленно кивнула. Угадала. Да, в общем-то, гадать тут особо нечего. Тимоха — еще та зараза, куда большая, чем Васятка. Сынок нашего… предпринимателя, который в Лопушках лавку держит, а еще землицы прибрал, сумел как-то через Путришковский сельсовет, уж не знаю, кто там ему знакомый, но выделили прилично. Землицу эту отрабатывает, что-то там сеет, сажает, продает… с успехом, наверное, если на участке встал двухэтажный коттедж да при гараже, да… при заборе, которым Тимохин папенька отгородился ото всей деревни.

Чужак, что с него взять.

Ну, то есть не совсем, чтобы чужой, но и не наш, не лопуховский. Беспального привела Тимохина мамка, которая тут была своей. И наши, помнится, шептались, что это она неудачненько выбрала, что могла бы и получше кого найти. Может, и так, не знаю. Не мне судить.

Зинка Беспальная родила четверых, хотя ж наши бабы и шептались, что многовато это, что негоже каждый год, да… не лезли. А после пятого её и похоронили.

О том я думала, когда шла через деревню, Васятка же мрачно плелся за мною, всем видом своим демонстрируя категорическое несогласие.

Я махнула рукой Ефиму Трофимовичу, раскланялась издали с теткой Изабеллой, что куда-то собиралась на желтом своем скутере.

— Марусь, — Васятка подбежал и вцепился в руку. — Не надо… теперь-то все хорошо будет. Он же ж видел… я не трус.

— Ты не трус, ты бестолочь, — сказала я братцу, за которого Васятку и считала. А потом вздохнула — Вась, не будет. Поверь мне.

Он покосился, но промолчал.

— Я ведь тоже думала, что если, то… примут, посчитают своей, городской, что… а оно только хуже раз от раза. Тимоха твой, небось, сам в воду не полез?

Васятка мотнул головой. И понимай, как хочешь.

Но я понимала. Пусть я и не так давно вернулась, да только в наших Лопушках все-то тайное скоро явным становится. И наслушаться про Тимохины проказы успела. Нет, не буду врать, что только он колобродит, даже Васятка вон отличился, подкинул тетке Матрене в курятник крашеные яйца, да так хитро, что и не понять, что крашеные. Она-то после целый день гадала, чего это куры наелись.

Это баловство, конечно, только обыкновенное, ребячье…