Но к профессору музыки Исии не ревновала Зорге, как, впрочем, и ни к кому другому: восточная, японская верность, особое мироощущение и восприятие окружающего…

Что больше всего радовало Исию Ханако и пятьдесят шесть лет спустя после казни Зорге в 1944 году и его реабилитации в СССР в 1964-м? Она была счастлива, что память о ее Рихарде достойно, всемирно восстановлена. Но что греха таить, сама Исии Ханако была обойдена должным официальным вниманием, несмотря на все, что она сделала для увековечения памяти о человеке ее жизни, о гражданине, вошедшем, по оценкам японской печати, в сотню самых замечательных личностей XX века.

* * *

Но вернемся к последовательному изложению событий. Следствие приближалось к концу. В толстых томах "дела Зорге" не хватало одного существенного основания: Зорге и его помощники никогда не прибегали для получения информации ни к насилию, ни к обману, а все сведения узнавали легальными методами. Тягчайшие обвинения, которые собирались предъявить им власти, выходило, были шиты белыми нитками. Нельзя их было назвать и "платными наемниками": все были трудоустроены и оплачивали свои расходы, никого не подкупали.

Прокурор Ёсикава нарушил свое обещание не трогать Исии Ханако. В августе 1943 года агенты кемпэйтай арестовали ее. Начались допросы. От нее стремились выпытать какие-либо факты, уличающие Зорге. Но, ничего не добившись, ее освободили из-под стражи. В деле она фигурировала как гражданская жена Рихарда Зорге.

* * *

Через полтора года после ареста, 31 мая 1943 года, начались заседания токийского суда, слушавшего "дело Зорге" и его соратников. Их привозили в суд в черном тюремном автомобиле, закованными в наручники, с сетками на лицах. Судьи и прокуроры были облачены в черные мантии. Зловеще алела на черной ткани красная оторочка. В сумрачном зале судебного заседания сидели лишь агенты полицейских служб.

Разбирательство продолжалось три месяца. Не всем суждено было узнать приговор, который уготовили арестованным власти. Художник Мияги не вынес пыток и тюрьмы. 3 августа он скончался. Товарищи тяжело переживали смерть своего верного друга. Одзаки писал жене из тюрьмы: "Я прошу тебя тщательно хранить все картины Мияги, имеющиеся у нас в доме". Ётоку был другом дома Одзаки, много его полотен хранилось у него. Сам он обучал маленькую дочь Ходзуми, Ёко, рисунку и живописи. Оценивая творчество погибшего друга, Ходзуми писал жене о его картинах: "Они полны какого-то очарования. Выполнены они в каком-то совершенно особенном колорите, и в каждой из них скрыта глубокая грусть. Некоторые оставшиеся после него картины отличаются большим своеобразием и отмечены печатью истинного таланта".

Кроме художника Мияги из семнадцати человек, арестованных в связи с "делом Зорге", умерли в тюрьме еще пятеро.

Допрашивали каждого в отдельности и каждому отдельно выносили приговор. Еще в июле приговорили к пожизненному тюремному заключению Бранко Вукелича. Его тотчас же перевели из Сугамо на остров Хоккайдо, в тюрьму Абасири — самую суровую и жестокую в империи.

Перед отправкой Бранко дали получасовое свидание с женой Ёсико. "Я привела и нашего маленького сына. Как могла я знать тогда, что это было наше последнее свидание?.. — вспоминала она несколько лет спустя. — Я не могла сдержать слез, когда увидела его таким худым и изможденным. Но его улыбка была полна оптимизма, и он меня успокоил, как это он делал всегда".

К пожизненному тюремному заключению приговорили и Макса Клаузена. Его жену Анну — к трем годам лишения свободы.

Незадолго до того, как должны были вынести приговор главным участникам процесса — Зорге и Одзаки, японские власти известили германское посольство, что бывший немецкий журналист настаивает на встрече с кем-нибудь из дипломатических сотрудников рейха. Он хочет сделать какие-то последние распоряжения. Работников посольства взбудоражило это сообщение: какое сенсационное заявление собирается сделать человек, который некогда был правой рукой посла?

Министерство иностранных дел империи дало разрешение на встречу с Зорге атташе полиции Мейзингеру. Но гестаповец по каким-то неведомым причинам направил вместо себя сотрудника посольства Хаммеля.

Хаммель приехал в Сугамо. Ввели Зорге. Зорге был бледен, невероятно худ. За стеклами очков — усталые воспаленные глаза. Но держался он совершенно спокойно. Что же он скажет?

Зорге попросил лишь об одном:

— Я настаиваю на том, чтобы была защищена от преследований моя восьмидесятилетняя мать, Нина Семеновна Кобелева-Зорге, проживающая в Гамбурге. Она ничего не знала о моей жизни и деятельности. Вот единственное мое желание.

Хаммелю удалось обменяться с заключенным еще несколькими словами. По возвращении в посольство чиновник доложил, что Рихард Зорге "производит впечатление человека, гордого тем, что он совершил большое дело, и вполне готового покинуть арену своей деятельности. Зорге откровенно и не без торжества говорил о том, что он доволен результатами своей деятельности".

Судебное разбирательство закончено. Прокурор потребовал для главных обвиняемых смертного приговора. Ни Зорге, ни Одзаки не заблуждались в том, какое наказание определит для них суд.