Темнота потихоньку отступала, ночь неохотно сдавала позиции новому дню. Каждый ильенграсс в роще виделся более отчетливо, один исполин казался расплывчатым пятном. Недоумевая, Гурдин презрел боль, выпивающую остатки сил, вгрызающуюся в нутро острыми клыками. Он раскинул руки и принялся ощупывать ими серую массу опавшей листвы. Вскоре его рука натолкнулась на рукоять меча, и древний подтянул оружие к себе. Дорогой клинок, не раз спасавший ему жизнь, внезапно стал неподъемным. С мучительным вскриком Гурдин стиснул окаменевшие челюсти и попробовал снова. Меч выпал из ослабевших рук. Древний с хрипом поднял конечности и взглянул на свои ладони. Затрудненное дыхание замерло, пальцы безотчетно заскребли по коже, пытаясь убрать засохшую кровь. Зрение помутилось, и Гурдин взвыл, еще до конца не доверяя увиденному. Коросты на удивление легко отпали, а под ними оказалась кожа… сморщенная, старческая, покрытая россыпью темных пятен.

Справляясь с учащенным сердцебиением, глотая вой, рвущийся из горла, древний с отчаянием дернул на себе волосы. В пальцах остались несколько седых прядей.

— Вот как… — он больше не удивлялся. — Так будет лучше, — признал и ползком двинулся к исполину.

Никогда ранее это короткое расстояние не казалось ему таким бесконечным. В былые годы он использовал секунды, сегодня, мерещилось, прошли часы, прежде чем Гурдин прикоснулся к стволу.

— А ведь я помню тебя семенем, — сипло прошептал он, погладил сухую кору, и дерево шевельнулось в ответ, качнуло ветками. — Н-да… я теперь… — древний хотел сказать «уже не тот», но осекся, осознав, что стал именно тем, кем должен быть.

Гурдин через силу поднялся, прислонился лбом к ильенграссу, обнял, как старого друга. Исполин сочувственно наклонил ветви, бережно укрывая древнего от студеного ветра, зашелестел кроной, будто сказал: «Отдохни. Тебя ждет дальняя дорога».

— Да, — приглушенно отозвался Гурдин. — Ты прав, мне пора отправляться в путь. — Поднял взгляд в пасмурное небо и пообещал. — Но я обязательно вернусь.

— Поторопись, — прошелестел ветер, взвихрил опавшую листву и снежинки, тронул ветви, — ты должен быть там…

Ильенграсс, последний раз прикоснувшись к плечу древнего, сделал поистине королевский подарок. Крепкая длинная ветка упала к ногам Гурдина.

Он бросил прощальный взор на оставленный меч, уголок его рта приподнялся в печальной улыбке.

— Благодарю. Мне как раз нужен посох.

Хмурый рассвет, мало чем отличающийся от сумерек, накрыл зимний лес. Лан, оставив костерок с походным котелком, склонился над обрывом.

Ветер кружил снег над бездной, и эрт Тодд неотрывно глядел вниз, крепко стиснув кулаки. Ему удалось разглядеть дно, и он скрипнул зубами:

— Ты так легко не отделаешься! — заявил яростно и вернулся к коню.

Там в седельных сумках находился моток крепкой веревки. Она понадобится, чтобы спуститься на дно обрыва.

Тэйна не боялась смерти и давно приучила себя терпеть боль. Но сейчас боль впивалась в Тэйну множеством мелких, безжалостных зубов, сжимающих ее тело в своих тисках. Тонкие, пропитанные ядом жала пронзали кожу, раскаленное добела дыхание сжигало внутренние органы, а острые когти царапали череп. Тэйна ощущала себя во власти жестокого чудовища. Кровавая корка на ее губах замерзла, и девушка не смогла разлепить их.

Лед, боль и темнота — открыть глаза она тоже была не в состоянии, лежала беспомощная, не могла пошевелиться или крикнуть. Холод сковывал все ее тело. «Пусть так. Я просто усну», — думала она, успокаивая себя.

Но спокойствие не приходило, кто-то был рядом с нею в темноте. Неясные силуэты рисовала мгла, ставшая спутницей Тэйны. Они двигались, перешептывались, указывали на девушку. Морозный воздух сильнее сжимал неподвижное тело в своих объятиях, но смерть не приходила. Фигуры в сумраке шевелились, решали ее участь, но близко не подходили. Тэйна готова была заорать:

— Пошли вы все к грыру! — но с разбитых губ сорвался слабый стон.

— А-а-а, — послышалось над головой. — Ты еще жива, тварь! — некто грубо пнул Тэйну в бок, отчего тело взорвалось новой вспышкой боли.

Из ее глаз брызнули слезы, растопили ледышки, позволяя разлепить веки. Тусклый свет ударил по ним, подобно плети.

— Видишь меня? — потребовал ответа безжалостный пришелец.

Проморгавшись, Тэйне удалось сосредоточить взгляд.

— Ты? — она попыталась усмехнуться, выражая свое презрение, но губы не слушались.

Лан наклонился над ней — его сомкнутая челюсть, напряженные мускулы, стальной блеск в глазах буквально кричали о том, что он в бешенстве.

— Я хотел убить тебя собственными руками, но не буду пачкаться! Ты сдохнешь… медленно и мучительно, ответишь за смерть моего брата!

Тэйна прикрыла веки, перед глазами все равно плыли цветные круги. Тьма манила немного отдохнуть, и девушка поддалась соблазну, надеясь, что уже не проснется.

Ее желанию осуществиться было не суждено. Когда Тэйна снова очнулась, то ощутила живительное тепло. С усилием распахнула глаза и увидела, что день клонится к закату. Лиловые сумерки стелились между крепких стволов, огибали яркий костер. В его свете девушка рассмотрела сидящего Лана. Взор ир'шиони был устремлен на огонь, так что она видела лишь его скулу, твердый подбородок и узкую полоску рта.