Иногда, впрочем, приходилось туго; случалось, что этот город своими свирепыми осенними ветрами выдувал из тебя надежду, человеческое тепло, закручивал в ледяную пружину, снова и снова проверяя на прочность: ну как, выдержишь? Маша, в отличие от своих туристов, представляющих Петербург этакой красивой картинкой из туристического буклета, неким идиллическим пространством с прекрасной архитектурой, корабликами и аттракционом белых ночей, знала, что этот город больше, сложнее любых наших представлений о нем.

В особенно «зябкие дни», в минуты самого сильного душевного ненастья, она вспоминала слова бабушки Тани, которые та ей однажды сказала.

Маше тогда было семь лет, она шла вдоль Фонтанки из школы и несла домой тяжелую ношу — свою первую двойку. Настроение из-за двойки, из-за ссоры с одноклассницей было серое, как тот ноябрьский день, и это мрачное небо, противный накрапывающий дождь, грязная речка (и почему Таня ее так любит?!) только усиливали ее хандру и смутную обиду на город, на себя саму, на весь мир. На мосту у дома Машу ждала бабушка. Увидев угрюмое — мрачнее не бывает — Машино лицо, Таня встревожилась; а после, узнав о причинах внучкиной печали, кивнула на хмурое небо над Фонтанкой:

— Маруся, вон там, за тучами, солнце! Ты его не видишь, потому что небо затянуто, но оно там есть, просто поверь, что это так.

Однажды, в один из промозглых осенних вечеров, когда в существование солнца за пеленой серого морока, мог бы поверить только самый неисправимый оптимист, Маша приметила на одной из улочек вблизи Фонтанки симпатичную кофейню и зашла выпить кофе.

Внутри было тепло и уютно, негромко наигрывал джаз, симпатичный парень за стойкой варил кофе.

Услышав ее просьбу сварить кофе на его вкус, бармен расцвел:

— Я знаю, что вам нужно!

Так она открыла для себя «Экипаж», кофе «Черный капитан», Лешу Белкина и его замечательную команду. И еще одной точкой — любимым местом — на твоей карте города стало больше.

В один из вечеров Леша Белкин подсел к ней за столик со своей чашкой «Капитана». Чашка к чашке — задушевный разговор.

Узнав о том, что она вернулась в Петербург, прожив долгое время в Москве, Леша всплеснул руками:

— Но это же история Ники! Ника, придумавшая «Экипаж», тоже когда-то сбежала из Москвы!

— В поисках чего? — улыбнулась Маша.

— Себя, конечно!

В зеленых глазах Леши заплясали искорки ответной улыбки, и он притащил гостье самый вкусный с его точки зрения десерт от Мананы.

В иные вечера «Экипаж» становился для нее настоящим спасением, особенно, если непогода, особенно, если одиночество, и если ты живешь в этом городе, где нужно вырабатывать тепло, как вид энергии, и для себя, и для других.

В отличие от бармена Леши, предпочитавшего один единственный столик у окна всем другим, Маша любила менять столики в кофейне и выбирала место в зависимости от внутреннего состояния; в хорошем настроении она предпочитала расположиться в солнечной части зала, а с хандрой шла на «лунную» (разделить пространство «Экипажа» на две зоны было прекрасной идеей — дизайнер Белкин заслужил твердую пятерку).

Иногда за кофейным столиком и впрямь может уместиться целый мир. Сидишь себе и наблюдаешь, как там, за окнами, идет дождь, или падает снег, или как прогнавшее непогоду солнце золотит кроны деревьев; и как вновь по кругу снег, дождь, солнце сменяют друг друга. В жизни все так быстро меняется: сезоны, обстоятельства, эмоции, — используем все музыкальные регистры и лады, на то она и жизнь.

Хочешь — смотри в окно, а хочешь — поглядывай бесконечный сериал «Белкин и его команда», что не менее интересно, чем городские картинки за окнами «Экипажа». Маше нравилось наблюдать за тем, как кофейный амбассадор Леша варит кофе, как он общается с посетителями. Неизменно улыбчивый Белкин чем-то напоминал ее Митю — та же открытая улыбка, та же склонность шутить (порой неуклюже, но беззлобно). Леша был настолько органичен за своей барной стойкой, что, казалось, за ней он и родился.

В команде «Экипажа» вообще не задерживались случайные люди — здесь каждый, как в хорошем, слаженном оркестре играл свою партию. Маша с интересом наблюдала за гениальным кондитером Мананой, за серьезным, вдумчивым Никитой (когда в кофейне не было посетителей, будущий математик Никита писал в своей тетради математические формулы и задачи), за посетителями «Экипажа». Иногда за соседний столик садилась женщина-астролог и выстраивала в своем ноутбуке чертежи и схемы — астрологические карты, парады планет (для Маши это выглядело так же загадочно и непостижимо, как формулы математика Никиты); или рядом присаживались два уличных философа, яростно спорящих о смысле бытия, примирить которых мог только фирменный Лешин эспрессо. А вон за тем столиком на «солнечной стороне», часто пили кофе с миндальными пирожными юные студентки художественного училища. Девочка-дизайнер рисовала фасоны платьев, ее подружка, будущий художник-мозаичист, подбирала цвета для своей мозаики и раскладывала на столе кусочки смальты, а их приятель, рыжий парень-архитектор, рисовал дома будущего (он так и сказал своим спутницам: я придумываю дома будущего!).

А однажды в кофейне появилась девочка — забавная, симпатичная, своеобразная. В новой помощнице Леши Белкина, Теоне, с ее резкостью, искренностью в каждом жесте Маша узнала юную себя. Ту восемнадцатилетнюю девчонку, что прибежала сообщить маме о своем скоропалительном замужестве и прокричала с задором: «Я есть, мама!»

Маша украдкой наблюдала за тем, как забавно пикируются Леша с Теоной (ну что за прелесть!), подмечала, что девушка постоянно придумывает что-то новое: то повесит в «Экипаже» фотографии старого Петербурга, то навертит каких-то невероятных букетов, то заправит штору как-то по особенному. А есть, есть такие люди — к чему не прикоснутся, все оживет, заиграет; они умеют создавать красоту из ничего, на пустом месте, про таких говорят: воткнет палку в землю, и та расцветет. Вот эта девочка в красном берете была такая. Маше хотелось сделать для нее что-то хорошее — показать ей город, открыть ей его с разных сторон, и однажды весной она привела Теону на Семимостье. В тот майский вечер, на мосту, они вместе отпустили на волю свои желания, и те одуванчиковым, тополиным, снежным пухом полетели над городом. Ну пусть летят — прямо в руки тому, кто желания исполняет. Правда, исполнение желаний — дело небыстрое (иногда такое долгое, что мы их потом, когда они все-таки исполнятся, даже не сможем узнать).