Шрифт:
Испорченный красками ковер унесла на задний двор. Неизвестно, как его чистить, а выбрасывать жалко. Наспех помыла пол, и после этого занялась заказами.
Для того чтобы обклеить и выпилить подарочный паззл и переплести старушкины дневники, пришлось спускаться в подвал – там были нужные инструменты и материалы.
Делать этого я не любила. Подвал был страшным местом. За стенкой переплетной мастерской пряталась колдовская лаборатория, где Бармалан творил жуткие дела. После тщательного и безрезультатного обыска я старалась заглядывать туда как можно реже.
В подвале было прохладно и откуда-то постоянно сквозило, пламя светильников так и трепетало.
Паззл изготовила без проблем. Вчера я сварила немного клея, а заготовка у меня уже была. Осталось подождать, пока высохнет клей, а потом распилить лобзиком.
А вот с переплетом бабушкиных дневников пришлось повозиться. Во время библиотечной практики в вузе я прошила не меньше сотни каталогов и старых учебников и имела нужную сноровку, но местные инструменты для переплетного ремесла отличались от земных, а некоторыми я и вовсе не умела пользоваться.
Например, тут имелся швальный станок – две доски с натянутыми шнурами, к которым пришиваются тетради блока. Удобная штука, если разберешься, что, как и куда натягивать и какие винты подкручивать.
И я разобралась. Потратила на это час, исколола и изрезала пальцы, натерла мозоли, но разобралась!
После этого с огромным удовольствием размечала и выкраивала обложки, подравнивала листы, клеила и сшивала. Даже мрачный подвал больше не тревожил, стали меньше давить толстые стены. А когда запахло клеем и бумажной пылью, тут стало уютнее.
Я словно открыла собственную магию. Магию простого ремесла, которое прогоняет злобное колдовство. Мне так понравилась эта идея, что я так и эдак крутила ее в голове. Боль в натруженных руках казалось приятной. Мне было чем гордиться.
Видел бы меня Матеус! Как приедет, обязательно похвастаюсь ему. Пусть я и не умею доить коров, но тоже не белоручка!
Время от времени прислушивалась к тому, что делается наверху. Но колокольчик не звенел, покупатели не приходили, незваные гости тоже оставили меня в покое.
Я взялась за третий том дневников, но обнаружила, что тесьма закончилась, а плотного картона остался один лист.
А еще у меня теперь не было красок.
Как ни крути, нужно закупать расходные материалы. Деньги у меня теперь водились, но немного, только-только на продукты хватит. А еще я собиралась заказывать книги.
Все упирается в одно – деньги! Вот как подняться бизнесу, если тут мне никто не даст кредит?
Придется все-таки расстаться с серьгами.
Умывшись и переодевшись, я отправилась искать ломбард.
Ломбард выглядел именно так, как я себе и представляла. Наверное, эти заведения похожи во всех мирах. Тесный пыльный зальчик, забитый под завязку стеллажами. На полках громоздятся статуэтки, позолоченные каминные часы, снабженные бирками, в витринах блестит столовое серебро, портсигары и запонки, под потолком на веревочках висит чучело крылатой рептилии.
Я так увлеклась разглядыванием чудовища, что не сразу обратила внимания на оценщика. Он окликнул меня по имени: разумеется, он уже был наслышан обо мне, как и прочие лиллидорцы.
– Добрый день, госпожа Бармалан, – приветствовал меня угодливый старичок с моноклем в морщинистой глазнице. – Что привело вас в мое скромное заведение?
– Зоя, просто Зоя.
– Как пожелаете, – он поклонился. – Итак?
– Сколько вы за это дадите?
Протянула ему серьги. Старик жадно цапнул их и причмокнул от удовольствия.
– Земное золото! Интересно, интересно...
Он выронил из глаза монокль и вооружился лупой. Изучил серьги, взвесил их на медных весах, а потом сунул одну серьгу в рот и покатал внутри, как леденец.
Занятный способ определять подлинность ювелирки – на зуб. Как это работает? У настоящего золота особый вкус? Я поморщилась. Если он откажется от серег, как я возьму их руки?
– Увы, золото низкого качества и бриллианты мелкие, – вынес он вердикт. – Дам вам... триста эленов.
Чуть было не согласилась на радостях, но я уже понимала кое-что в бизнесе.
– Семьсот.
– Триста пятьдесят.
– Шестьсот.
– Четыреста и ни элена больше.
Он скрестил руки на груди: это был знак, что больше он не уступит.