Дама’тинг уперлась руками в колени и подалась вперед, изучая горящие узоры. Глаза ее широко распахнулись, она зашипела. Внезапно ей стало не до чистоты белых одежд. Она лихорадочно ползала по земле, изучая пульсирующие, медленно блекнущие метки.

— Должно быть, эти кости побывали на свету, — пробормотала она, собрав алагай хора.

Она снова взмахнула ножом, прочла заклинание и как следует встряхнула кости. Метки вспыхнули. Дама’тинг бросила алагай хора.

— Не может быть! — закричала она, сгребла кости и бросила в третий раз. Даже Джардир видел, что узор не изменился.

— В чем дело? — осмелился спросить он. — Что ты видишь?

Дама’тинг сощурилась и посмотрела на него:

— Будущее тебя не касается, мальчик.

Джардир отпрянул — столько злобы прозвучало в ее голосе. Она злится на его дерзость или на то, что увидела?

Или на то и другое? Что ей поведали кости? Он невольно вспомнил горшки, которые позволил украсть Аббану из Баха кад’Эверам. Могла ли она разглядеть этот грех?

Дама’тинг собрала кости, сложила в мешочек и встала. Она спрятала мешочек и отряхнула одежды.

— Возвращайся в шатер Каджи и молись до утра, — приказала она и растворилась в тени так быстро, что Джардир засомневался, не привиделась ли она ему.

Керан разбудил его пинком, пока другие воины еще спали.

— Просыпайся, крыса. Дама послал за тобой.

— С меня снимут бидо? — спросил Джардир.

— Мужчины говорят, ты неплохо сражался, но решать не мне. Только дама может позволить най’шаруму носить черное.

Наставник ввел его во внутренние покои Шарик Хора. Джардир с благоговением ступал босыми ногами по прохладному каменному полу.

— Наставник, можно вопрос?

— Быть может, это последний вопрос, на который я отвечу как твой наставник. Надеюсь, он того стоит.

— Когда дама’тинг пришла к тебе, сколько раз она бросила кости?

Наставник взглянул на него:

— Один. Они всегда бросают их один раз. Кости не лгут.

Джардир хотел сказать что-то еще, но они повернули за угол и увидели дама Хевата. Хеват был самым суровым из учителей Джардира, именно он назвал его верблюжьим ублюдком и швырнул в выгребную яму за дерзость.

Керан положил руку на плечо Джардира.

— Следи за языком, если не хочешь его лишиться, парень, — пробормотал он.

— Благослови вас Эверам, — произнес Хеват. Керан и Джардир поклонились. Дама кивком отпустил Керана.

Хеват провел Джардира в комнатку без окон, заваленную стопками бумаги. Пахло чернилами и светильным маслом. Такое место подошло бы скорее хаффиту или женщине, но даже здесь все было сделано из человеческих костей — стол, за который сел Хеват; стул, на который он указал Джардиру. Даже пресс-папье служили черепа.

— Ты продолжаешь меня удивлять, сын Хошкамина. Я не поверил, когда ты сказал, что прославишься за себя и за отца, но ты, похоже, решил доказать, что я ошибаюсь.

Джардир пожал плечами:

— Любой воин на моем месте сделал бы то же самое.

Хеват хмыкнул:

— Воины, которых я знаю, не столь скромны. Сколько демонов вы убили вшестером? Тринадцать?

— Двенадцать.

— Двенадцать, — повторил Хеват. — И еще ты помог Мошкаме умереть прошлой ночью. Немногим най’шарумам хватило бы мужества.

— Пришло его время.

— Пришло. У Мошкамы не было сыновей. Ты подарил ему смерть, а значит, должен отбелить его кости для Шарик Хора.

Джардир поклонился:

— Это большая честь.

— Дама’тинг пришла ко мне прошлой ночью.

Джардир с надеждой посмотрел на него:

— С меня снимут бидо?

Хеват покачал головой:

— Она говорит, ты слишком молод. Если ты вернешься на алагай’шарак, не успев выучиться и вырасти, Каджи останутся без доброго воина.

— Я не боюсь умереть, если это инэвера.

— Слова истинного шарума, но все не так просто. Она запретила тебе появляться в Лабиринте, пока не подрастешь.

Джардир нахмурился:

— Выходит, я должен вернуться в Каджи’шарадж с позором после того, как сражался бок о бок с мужчинами?

Дама покачал головой:

— Это невозможно по закону. Мальчик, побывавший в шатре шарумов, никогда не вернется в шарадж.

— Но если я не могу вернуться в шарадж и не могу остаться с мужчинами…

Внезапно Джардир понял, в каком затруднительном положении оказался.