Шрифт:
Поймал себя на мысли, что если бы не мигрени и неважное здоровье вообще, то и чёрт бы с ней, с прежней мускулатурой и ростом! Рожу бы поприглядней, это да…
Отзанимавшись, наскоро смываю пот холодной водой и иду на кухню, где уже доходит омлет. Запах… а на вкус ещё лучше! Я не сторонник теории «в прошлом было лучше», вот уж нет. Скорее возраст сказывается, когда все вкусы острее воспринимаются. Но…
… вкусно!
Пока ем, Глафира рассказывает мне разные разности из жизни сообщества слуг, новости с рынка и тому подобные малоинтересные вещи, которые я воспринимаю как звуковой фон. В этой ерунде мелькает порой важная информация, а я, как студент со стажем, умею вычленять её из мутного потока информационного сора. Да и так… полезно знать, чем дышат и что думают обычные люди.
— Чаю? — предлагает служанка, видя, как исчезает омлет в тарелке, — На травках!
— А… давай! — в деревнях «китайскую траву» пьют по большим праздникам, и чаще всего — спитую. Дорого!
Чай пью без сахара, я вообще не большой охотник до сладкого. Зато зубы без единой дырки, в отличие от отца и сестёр, регулярно страдающих от зубной боли.
В охотку могу съесть розетку варенья, но нам, детям, достаётся оно редко, и в обычное время держится запертым в буфете. Да и не часто она бывает, охотка. В последний раз варенье ел не потому даже, что хотелось, а потому, что после ухода прежней служанки Глафира принимала хозяйство и внезапно вылезла «неучтёнка».
Чёрт его знает… скорее всего, Фрося делала какие-то запасы для себя, вот и всплыло старое варенье. Через «не могу» тогда ел, просто из-за детских воспоминаний, что это — деликатес, который бывает только по воскресеньям и праздникам. А тут — ешь, не хочу! Ну да сёстры и уговорили… и пусть. Не часто у них, сладкоежек, такая возможность бывает.
Не принято в этом времени баловать детей. Варенье под замком в буфете, яблоки или сливы — под счёт, персики и виноград — для гостей… Дорого!
Садоводство в Российской Империи почти исключительно на Юге, а в Подмосковье всё больше яблоки, из которых верхом изыска считается антоновка и ещё два-три сорта похуже, кисловатые вишни и крыжовник.
В магазинах выбор побольше, но на взгляд человека двадцать первого века скуден донельзя! Из привычных мне фруктов и ягод, хоть сколько-нибудь доступных семье вроде нашей, только апельсины, которые покупаются поштучно для болящих и к праздникам.
А так… местные яблоки, есть которые можно только тогда, когда слаще морковки ничего не едал, стоят три копейки за фунт. В сезон! Хороший виноград может стоить полтора-два рубля… а на эти деньги можно недурно отобедать в ресторане.
В общем, для меня это ещё один повод уехать туда, где большую часть года тепло, на улицах растут пальмы, а политическая ситуация если и меняется, то не в результате революций и переворотов.
— Чевой загрустили-то, Алексей Юрьевич? — прервала мои мысли Глафира.
— А? — не сразу понял я, — Да так… ерунда всякая в голову лезет! Спасибо, что окликнула, а то знаешь уже, я к меланхолиям склонен.
Допив чай, ещё раз благодарю Глафиру и собираюсь уходить. Выглянув в окно, накидываю на плечи лёгкую курточку и подхватываю со стола ключи. Свои ключи!
Ох и знатно мне тогда влетело… Оказывается, в доме всего два комплекта ключей, один из которых висит на гвоздике у парадной двери, а один у папеньки.
Детям ключей просто не полагается, и по идее, дверь нам должна открывать (и закрывать за нами) служанка. Притом если в моём случае и случае Нины можно говорить что-то вроде «Ещё потеряете!», то почему нельзя сделать комплект почти взрослой Любе, я так толком и не понял.
Это что-то вроде одного из символов взрослой жизни, признания частичной эмансипации в отдельно взятой семье. В общем… выпорол меня папенька знатно, а я и не сразу понял — за что?! В моей голове эта часть памяти разархивироваться ещё не успела!
Через несколько дней папенька всё ж таки осознал, что мне без ключей никак, и приказал сделать ещё один комплект. Н-да… бывает.
Пока я дошёл до Сухаревки, дважды срывался дождь, холодный и пронизывающий. Но и заканчивался он почти тут же, так что я не успел промокнуть и замёрзнуть.
Книжные развалы прикрыты навесами из парусины и рогожами, некоторые конструкции представляют собой пресловутое «говно и палки». Ещё рано, торговцы только раскладывают товар, но первые покупатели уже здесь. В основном искатели «за грош пятаков» и немногие коллекционеры, разбирающиеся в книгах.
— Доброго утра, Митрофаныч, — на ходу киваю знакомцу, сидящему с накинутой на голову рогожей, а точнее — рогожным кулем, разрезанным так, чтобы получилось подобие плаща.
— Утречка, Ляксей, — кивает тот, пыхая цыгаркой и восседая так основательно и монументально, что кажется — был он здесь всегда, с начала основания Москвы, а вернее — ещё раньше. Сперва, в Начале Времён, появился Митрофаныч, потому вокруг забегали динозавры, а потом уже вокруг него начали отстраивать город.
— Доброго утра, Илья, — кидаю худощавому мужику под тридцать, разбирающему из мешка.