Шрифт:
– Так. Вас, полагаю, адвокат какой-нибудь научил?
– В этом роде...
– Ну-с, так желаете кончить дело миром?
– С полным удовольствием!
– воскликнул солдат. Петунников помолчал, посмотрел на него и вдруг холодно и сухо спросил:
– А почему вы этого желаете?
Вавилов не ожидал такого вопроса и сразу не мог ответить. По его мнению, это был пустой вопрос, и солдат, с сознанием превосходства, усмехнулся в лицо Петунникова-сына.
– Известно почему... с людьми надо стараться жить и мире.
– Ну, - перебил его Петунников, - это не совсем так. Вы, как я вижу, неясно понимаете, почему вам хотелось бы помириться с нами... Я расскажу вам это.
Солдат удивился немного. Этот парень, весь одетый в клетчатую материю и довольно смешной в ней, говорил так, как, бывало, говорил ротный командир Ракшин, под сердитую руку выбивавший у рядовых сразу по три зуба.
– Вам нужно помириться с нами потому, что наше соседство вам очень выгодно! А выгодно оно потому, что у нас на заводе будет рабочих не менее полутораста человек, со временем - более. Если сто из них после каждого недельного расчёта выпьют у вас по стакану, значит, в месяц вы продадите на четыреста стаканов больше, чем продаёте теперь. Это я взял самое меньшее. Затем у вас харчевня. Вы, кажется, неглупый и бывалый человек, сообразите-ка сами выгодность нашего соседства.
– Это верно-с, - кивнул головой Вавилов, - это я знал.
– И что же?
– громко осведомился купец.
– Ничего-с... Давайте помиримся...
– Очень приятно, что вы так скоро решаете. Вот я припас заявление в суд о прекращении вами претензии против отца. Прочитайте и подпишите.
Вавилов круглыми глазами посмотрел на своего собеседника и вздрогнул, предчувствуя что-то крайне скверное.
– Позвольте... подписать? А как же это?
– Просто, вот напишите имя и фамилию и больше ничего, - обязательно указывая пальцем, где подписать, объяснил Петунников.
– Нет - это что-о! Я не про это... Я насчёт того, какое же мне вознаграждение за землю вы дадите?
– Да ведь вам эта земля ни к чему!
– успокоительно сказал Петунников.
– Однако она моя!
– воскликнул солдат.
– Конечно... А сколько вы хотели бы?
– Да хоть бы - по иску... Как там прописано, - робко заявил Вавилов.
– Шестьсот?
– Петунников мягко засмеялся.
– Ах вы чудак!
– Я имею право... Я могу хоть две тысячи требовать... Могу настоять, чтобы вы сломали... Я так и хочу... Потому и цена иска такая малая. Я требую - ломать!
– Валяйте... Мы, может быть, и сломаем... года через три, втянув вас в большие издержки по суду. А заплатив, откроем свой кабачок и харчевню получше вашей - вы и пропадёте, как швед под Полтавой. Пропадёте, голубчик, уж мы об этом позаботимся.
Вавилов, крепко сцепив зубы, смотрел на своего гостя и чувствовал, что гость - владыка его судьбы. Жалко стало Вавилову себя пред лицом этой спокойной, неумолимой фигуры в клетчатом костюме.
– А в таком близком соседстве с нами находясь и в согласии живя, вы, служивый, хорошо могли бы заработать. Об этом мы тоже бы позаботились. Я, например, даже сейчас порекомендую вам лавочку маленькую открыть. Знаете табачок, спички, хлеб, огурцы и так далее... Всё это будет иметь хороший сбыт.
Вавилов слушал и, как неглупый малый, понимал, что отдаться на великодушие врага - всего лучше. С этого и надо бы начать. И, не зная, куда девать свою злобу, солдат вслух обругал Кувалду:
– Пьяница, ан-нафема!
– Это вы того адвоката, который сочинял вам прошение?
– спокойно спросил Петунников и, вздохнув, добавил: - Действительно, он мог сыграть с вами скверную шутку, если б мы не пожалели вас.
– Эх!
– махнул рукой огорчённый солдат.
– Двое тут... Один нашёл, другой писал... Корреспондент проклятый!
– Это почему же - корреспондент?
– Пишет в газеты... Всё - ваши постояльцы... Вот люди! Уберите вы их, гоните, Христа ради! Разбойники! Всех здесь в улице мутят, настраивают. Житья нет от них, - отчаянные люди - того гляди, ограбят или подожгут...
– А этот корреспондент, - он кто такой?
– заинтересовался Петунников.
– Он? Пьяница! Учителем был - выгнали. Пропился, пишет в газеты, сочиняет прошения. Очень подлый человек!
– Гм! Он вам и писал прошение? Та-ак-с! Очевидно, он же писал и о беспорядках на стройке, - леса там, что ли, нашёл неправильно поставленными.
– Он! Я это знаю, он, собака! Сам здесь читал и хвалился - вот я, говорит, Петунникова в убыток ввёл.
– Н-да... Ну-с, так как же вы - мириться намерены?
– Мириться?
Солдат опустил голову и задумался.
– Эх ты, жизнь наша тёмная!
– с обидой в голосе воскликнул он, почесав затылок.
– Учиться надо, - порекомендовал ему Петунников, закуривая папиросу.
– Учиться? Не в этом дело-с, сударь вы мой! Свободы нет, вот что! Ведь у меня какая жизнь? В трепете живу... с постоянной оглядкой... вполне лишён свободы желательных мне движений! А почему? Боюсь... Этот кикимора учитель в газетах пишет на меня... санитарный надзор навлекает, штрафы плачу... Постояльцы ваши, того гляди, сожгут, убьют, ограбят... Что я против них могу? Полиции они не боятся... Посадят их - они даже рады - хлеб им даровой.