Тамерлану нельзя пить, у него просыпается чувство юмора. Хотя, возможно, он не шутит и тогда не смешно уже будет мне. Но все же я уловила его игривый тон, однако флиртовать с ним у меня нет никакого желания.

— Будущий врач со специальностью определяется в интернатуре. Так что сейчас мы проходим азы. А у меня проблемы с предметом анатомии, — объясняю, пока он смотрит на меня осоловелыми глазами. Ему бы поспать.

Нет, нет. Никакой жалости к этому чудовищу! Это Спарта!

— И? — тянет он, вяло приподнимая бровь. Интересно, сколько он уже выпил? Выглядит помятым, под глазами синяки. А может, пьёт не первый день подряд? Тогда я могу позлорадствовать, видимо, что-то его мучает, а когда ему плохо, мне становится хорошо.

— И, — делаю паузу, набирая воздуха. — Мне нужно позвать его сюда.

Срочно. Это последний шанс.

— Для чего?

Да он издевается? Или пытается меня на эмоции вывести? Но не на ту напал. Хочет вести себя как тупой, буду общаться как с умственно отсталым, как он и заслуживает.

— Д-ля, — выговариваю по слогам, — под-го-то-вки по ана-то-мии.

Тамерлан кривит губы в усмешке, делает новый глоток, не отрывая взгляда. Забавляется. Осматривает меня с ног до головы, а я применяю максимум усилий, чтобы стоять смирно и не тушевать.

— Что ты задумала?

Откуда ко мне столько недоверия?! Разве я когда-либо его обманывала? Да, бывало, но тут это почти не ложь!

— Если ты не веришь мне, позвони отцу, именно он познакомил меня с Григорием Евгеньевичем. Заслуженный педагог.

Взгляд Тамерлана недобро загорается, тело сиюминутно напрягается, и он подается вперёд.

— Мужчина, — делает неутешительный вывод Тамерлан, и я вздыхаю.

Как с ним тяжело. Слишком. То есть из всего, что я ему сообщила, он выделил лишь одну деталь.

— Я понимаю. Страх потерять тестостероновое превосходство не дает тебе покоя, но не волнуйся, он уже старый, — не могу не усмехнуться, когда вижу его недовольство. У Тамерлана даже венка на виске дернулась, потому что он знал, что я скажу в следующую секунду. — Ему уже сорок.

Вспышка, и Тамерлан взрывается, поднимается со своего места, впивается в меня темнеющим взглядом.

Странно, но я всегда думала, что только женщины переживают из-за своего возраста.

— Ты что, ревнуешь? Не волнуйся, больше, чем тебя, я ненавидеть никого не смогу, — стою по стойке смирно как солдат.

Не сдвинусь с места, пока он не разрешит мне. А какие еще варианты. В клубе скалолазания на заигрывания Григория Карла никак не реагирует, но я же вижу, что она краснеет, стоит ей заметить взгляд привлекательного педагога.

Нас с Григорием Евгеньевичем действительно познакомил отец. Когда мы все вместе покоряли одну из отвесных скал из группы хребтов «Таганай», что на находится на Урале. И если поначалу Григорий показался мне занудным, то позже выяснилось, что он отменный рассказчик анекдотов и вообще, добряк. Чем нередко пользуются. Особенно женщины.

Это ли не судьба? Военные женщины отличаются прямолинейностью и верностью. То, что нужно одинокому Григорию. Я буквально помогаю им построить счастливую жизнь! В кратчайшие сроки, при помощи моей гениальности я создам новую ячейку в обществе. Разве это не прекрасно?

После минутного сражения взглядами, к моему ликованию, Тамерлан сдается.

— Ладно.

Подозрительно, слишком подозрительно. Может, тоже задумал чего? Этот жучара может, хотя ему со мной не стоит соревноваться, уж больно фантазия скупа у бывшего военного.

— Просто «ладно»? — прищуриваю глаза, тщательно наблюдая за каждым изменением в его лице.

— Тебе написать расписку?

— Было бы неплохо, но и так сойдет, — отвечаю довольно. Но перед тем, как уйти, я решаюсь попросить ещё одну плюшку, которая мне точно понадобится. — Мне нужен телефон. Даже в армии солдатам позволено брать увольнительные.

— Ты неподражаема, — встает Тамерлан, от чего я сразу пячусь.

Зачем он встал. Ой, не к добру. Неужели на моем лице расписан сей план? Нет, нет, я знаю, что отличная актриса, так что дело в другом.

— Это... Типа… Ты великолепна? — слабым голосом предполагаю я, но Тамерлан уже обходит стол, тем самым жутко нервируя.

— Это значит, тебе нет равных. Даешь палец, а ты кусаешь по локоть. Боюсь представить, что ты можешь попросить, если дать тебе еще поблажку, — неожиданно быстро приближается этот гигант, а я пытаюсь справиться со слабеющими коленками.

Алла, Алла, он просто мужчина, такие за тобой толпами бегают. Мужчина, разрушивший то светлое, что в тебе было. Прекрати на него глазеть коровьими глазками. Прекрати! Хотя, для меня он всегда был особенным, всегда останется первой, самой больной любовью. Надеюсь, не последней.