— Разве я тебя звала? Что-то не припомню.

Злая, колючая и вредная! Я блин первый раз в жизни вот так приполз на брюхе, а она издевается!

Белецкая тем временем раздраженно схватилась за лопату и начала наваливать опилки в ведро:

— Ты все еще здесь? — бросила, не оборачиваясь.

— Здесь, — набычился я.

— Тебе пора.

— Без тебя разберусь, когда и куда мне пора.

Она равнодушно пожала плечами, а мне захотелось ее немножко придушить. Самую малость.

— Ян, ты все от меня бегаешь, а я действительно хотел с тобой серьезно поговорить.

Даже не обернулась. Будто и не слышит.

— Яна.

Снова игнор.

— Янка! — я не выдержал и отобрал у нее орудие труда.

Белецкая полоснула острым взглядом, взяла вторую лопату, до того мирно стоящую у забора, и продолжила своё занятие. Упрямая.

Но я тоже не из тех, кто сдается и отступает на полпути.

Встал рядом и тоже начал копаться в опилках. У меня сегодня просто какой-то день трудовых повинностей. То гречка, то опилки. Что дальше?

— Хватит, — холодно сказала Яна, когда ведро наполнилось до краев. Взяла его и потащила куда-то вглубь между рядами вольеров.

— Да отдай ты! — ведро у нее тоже отобрал. Правда не без боя, потому что Белецкая явно была уверена, что такую ценную ношу сводному дураку доверять нельзя.

Я победил, присвоил сомнительный трофей и по-волчьи сердито спросил:

— Куда? — сейчас по-быстрому отнесу, а потом зажму ее где-нибудь у забора, и не выпущу, пока все не выслушает!

— Туда! — прошипела так сердито, будто я у нее отобрал как минимум брильянт.

Мы подошли к пустой, раскрытой клетке. Не знаю, где ее обитатель, но я рад, что его не видать поблизости. Высыпал содержимое ведра на вычищенный пол, для красоты пару раз пнул кучу, разбросав ее по углам.

— Все?

— Это еще только первый

Да, твою мать. Я сморщился, а Яна конечно же это заметила и не смолчала:

— Ты если устал — не мучайся. Присядь, отдохни. Я дальше сама справлюсь. Слава богу не белоручка.

— Помолчи уже! — огрызнулся я.

Белецкая, как я и просил, ни слова не сказав, пошла прочь.

Она это специально делает. Испытывает мою выдержку? Видит же, что пришёл с мирными намерениями, а ведет себя, как маленькая.

«Угу, а ты до этого себя как большой вел, — подленько рассмеялся внутренний голос, — так что заткнись и иди работай!»

Я пошел. Опять отобрал ведро и лопату и в угрюмом молчании принялся за дело. Копал, насыпал, растаскивал по вольерам.

Не все они были пустыми, кое-где все-таки с обитателями. И далеко не все они отнеслись с восторгом к моему появлению. Кто-то тявкал, кто-то рычал. При этом все дружно накручивали хвостами при виде Белецкой, а уж если она чесала за ухом, то просто на слюни все исходили. Меня б кто почесал. Но увы, я от нее ловил лишь подозрительные холодные взгляды, в которых явно читался посыл: шел бы ты домой, помощничек.

Фиг бы там! Не уйду.

— Яна! — раздался окрик Игоря, — там Степан Константинович пришел. Тебя зовет!

— Бегу! — тут же встрепенулась Белецкая.

— Что за Степан? — поинтересовался я, наблюдая за тем, как проворно она убирает инвентарь, стаскивает грязные перчатки и направляется к главному зданию.

— Не твое дело, — бросила на ходу и дальше.

В этот момент во мне поднялось страстное желание послать ее и уйти. Пусть копается в этой грязи, с этими плешивыми шавками, а я не нанимался.

«А тебя никто и не приглашал, — снова подсказал гадкий внутренний голос, — можешь сваливать, она точно не расстроится, наоборот убедиться, что ты конченый говнюк, пасующий перед трудностями.»

Такой расклад меня категорически не устраивал.

Делать нечего, придется самому знакомиться с неведомым Степаном.

Яна шла впереди, активно накручивая булками и о чем-то весело разговаривала с Игорем, а я плелся позади и злился, представляя, как хватаю этого Игоря за холку и с размаху носом об стену. Той же участи вполне мог удостоиться и парень, которого мы встретили на входе. Янка приветливо помазала ему рукой, а он расплылся в улыбки, как те плешивые дворняжки в клетках

Что-то вокруг нее слишком много всяких придурков вертится!

— Ян, готова? — навстречу нам, на ходу натягивая белый халат, вышел высокий плотный мужчина лет пятидесяти.

— Конечно, Степан Константинович.

— А это…— он вопросительно посмотрел на меня.

Яна обернулась, снова смерила недовольным взглядом:

— Ах, это…мой…брат. Максимка. Пришел помочь.

— Похвально, молодой человек, похвально. Идемте, посмотрим, примет он вас или нет. Он у нас парень добрый, но нервный. Гошу и остальных — не признает. Только к Яне тянется.