Целовал глубоко. Не сминая волю, не подчиняя, как раньше, а лишь дразня. Растирал сквозь свитер и белье грудь. Сжимал между пальцами чувствительные вершинки. Терся твердым пахом о развилку ног. И языком нежно, ласково творил волшебство во рту.

Если это была плата за прошлую близость без прелюдии, то он и расплатился, и переплатил. Спустя несколько минут наедине Вероника готова была отдать таксисту все деньги, что лежали в сумочке, подарить свою банковскую карту, лишь бы только прогулялся куда-нибудь подальше.

Корона «гордой и независимой» ржавой железякой валялась у ног. И секс в машине, до которого никогда прежде не опускалась, уже не казался таким уж пошлым, негигиеничным и безобразным.

Душа требовала забыться. А тело – того самого безобразия.

Но когда Бадоева интересовали ее желания?

– Смотрю, ты согрелась? – Когда женские пальчики принялись расстегивать пряжку на его брюках, монстр первым прервал поцелуй и перехватил ее пальцы.

– Еще не совсем.

Веронику трясло, и пусть теперь не от холода, но так же сильно.

– А по ощущениям очень даже. И течешь как мартовская кошка. Крышу рвет от твоего запаха.

Гад намотал хвост на кулак и, любуясь, заставил запрокинуть голову.

– Если ты сейчас остановишься, я тебя прокляну. Клянусь, это будет самое ужасное проклятие, какое только возможно. В монахи сможешь пойти или чужих жен в гаремах стеречь.

Острые ногти предупреждающе прошлись по каменному торсу и замерли лишь возле шеи.

– Хрен я теперь остановлюсь. – Бадоев сам, словно большой кот, почесался щетиной о ногти. – И выгнать больше не сможешь. – Приблизился губами к ее левому уху. – Но драть тебя публично я не буду. Диагноз не тот. Сама знаешь.

– Ах так!..

Вероника вспыхнула. От стыда и возмущения – сама понять не могла.

– Так?

Мерзавец второй рукой обхватил ее за спину, не позволяя сдвинуться.

– Всё, я передумала! Иди к черту!

Она все же дернулась. Попыталась слезть с проклятых колен. Убраться подальше от этого тела. Чтобы не чувствовать больше ничего и не хотеть никаких глупостей.

Обидно было. Снова до слез. И ведь сама позволила себя трогать. Сама подначивала. Да еще угрожала расправой, если остановится.

Точно пора было палату присматривать. И смирительную рубашку помоднее, чтобы прятать предательские руки от этого гада.

– У черта я уже был. Мне там не понравилось. В тебе гораздо лучше. И тесно как в раю.

– Ты... Ты... Губу закатай! Твой поезд ушел. Ту-ту!

Переносицу ломило немилостиво, а глаза болели от желания расплакаться. Такого позора Вероника не испытывала никогда. И ведь подумать только, кто довел! Самый неромантичный, грубый и нахальный мужчина на свете.

– Мой поезд лишь прибыл.

Оставив, наконец, ее несчастные волосы в покое, Руслан махнул замерзшему таксисту. А потом сам аккуратно усадил свою ношу рядом. Бедром к бедру. Плечом к плечу. С лапой на колене.

– Вот только сейчас вещи заберем. – Успокаивающее погладил по ноге. – Заселим тебя куда следует, и такое «ту-ту» устрою, что будешь молиться о зале ожидания.

В ответ так и хотелось послать его снова. Но не к черту, а подальше – туда, куда сам регулярно отправлял своих подчиненных. Ради Бадоева Вероника бы пересилила себя и забила на все правила приличия. Но таксист вернулся слишком быстро. А тугая пружина внизу живота сжалась настолько болезненно и сладко, что вместо проклятия запросто мог вырваться стон. И раскрывать рот стало опасно.

Когда такси подъехало к дому, первой мыслью Вероники было забаррикадироваться у себя в квартире и не собирать никаких вещей. Она даже представила, как подпирает дверь тяжелой тумбочкой.

Но гневные фантазии так и остались фантазиями. С грацией бегемота Бадоев вломился в коридор следом за ней. Словно у себя дома, плюхнулся на диван. И, показав на часы, сухо выдал:

– У тебя пятнадцать минут. Бери самое необходимое. Если что-то потом понадобится, купим.

Мечта, а не мужчина! И слова правильные нашел: «бери», «купим». Так и напрашивался на жест из оттопыренного среднего пальца.

Никакая голая грудь с каменным прессом уже не отвлекала бы внимание Вероники от такого художественного выражения своих эмоций. Но на грудь она даже взглянуть не успела.

Отдав приказ, Руслан достал из кармана телефон и словно самый главный аргумент водрузил на обломки кофейного столика ноги.

Босые!

Совсем!

С крупными ровными пальцами и розовыми, как попка младенца, пятками.