И это ему удалось на все сто.

Сопротивление со стороны оногуров оказалось каким-то жиденьким. Обстрел из луков шел неравномерно, рвано, что называется, кто в лес, кто по дрова, вместо сосредоточенного залпа. Но оно в общем-то и понятно. Привыкшие воевать верхом, на своих двоих степняки чувствовали себя крайне неуверенно.

Да, образовалось несколько очагов обороны, самый большой возник вокруг хана у рощи, но это уже не могло ни на что повлиять. Все эти очаги сопротивления были сметены по одному. Сначала их засыпали стрелами, перекрестным обстрелом, потом добавляли дротиками, и под конец просто стаптывали и секли мечами то, что оставалось.

Спаслись от полного истребления лишь те, кто смог отступить в рощицу, изрядно прореженную на дрова.

— Сдавайтесь и останетесь живы! — крикнул в рупор Рус.

— Продашь нас ромеям как кутригуров? — вышел на переговоры раненый хан Болгар, стрела пробила ему правую руку навылет чуть выше локтя.

— Не самая плохая судьба, — пожал плечами князь. — Есть шанс выжить и вернуться, если вас определят в войско, а не на работы.

На это хан только скривился. Знал он тех, кто вернулся от ромеев в родные степи из числа утигуров, пленников, что определили в ромейскую армию служить в Армению и Лазику. Отпустили, а точнее вышвырнули прочь, лишь уже откровенно ослабших стариков, больных либо увечных. Так себе перспектива.

— Но нет, мне нужно много рабочих рук, так что придется вам хорошенько потрудиться ради своей свободы. Пять лет работ и я вас отпущу.

Рус решил не перегибать палку и дать будущим рабам возможность получения свободы, чтобы не решили биться до конца. Их там в рощище набилось тысяч шесть-семь и если пойдут на прорыв это приведет к потерям среди его воинов, кои хоть и оказались незначительны, под сотню человек убитыми, но все же не стоило увеличивать их без нужды. Это ведь классическая крыса запертая в угол…

— И куда же и к кому мы вернемся через пять лет?! — выкрикнул какой-то молодой воин. — Наши стойбища будут разорены, а семьи порабощены аварами и их приспешниками! Жены станут наложницами их воинов, а дети…

— И что ты от меня хочешь, воин, учитывая какую судьбу вы приготовили для нас? — жестко усмехнулся Рус. — Или я должен проверить, что вы шли к нам в гости по-дружески помочь?! Ах да, наверное, вы решили, что сами мы уже не можем ублажить наших женщин и вы решили нам с этим подсобить, да еще не по одному разу и сразу по несколько человек для надежности?

Воин нахмурился, понимая, что славяне им ничего не должны, так сказать, какой мерой меряете, такой вам и будет отмеряно.

— Но так и быть, я отпущу в ваши становища тех, кто ранен и стар, чтобы они разнесли весть о вашем положении и те ваши семьи, что захотят быть рядом с вами до вашего освобождения, могут пойти с нами. Я даю вам свое слово перед богами, что они не будут проданы или как-то притесняться моими соплеменниками, если вы сами будете хорошо работать, не станете бунтовать и не пытаться сбежать. Конкретно вам я обещаю хорошее отношение и равную с нами кормежку. А кто-то из вас может даже поступить ко мне на службу, но это предложение для тех, чьи семьи пойдут за вами. Да-да, вы правильно поняли, они станут гарантом вашей верности. Думайте, решайте.

По мнению Руса, его предложение было более чем приемлемым. Ну что такое пять лет работ или вовсе службы учитывая, что твоя семья будет с тобой? Не рабство, а лафа!

Так что ничего удивительного в том, что в итоге сдались. Может кто-то и хотел бы биться до конца, но таковые оказались в меньшинстве и они вынуждены были пойти на поводу у большинства.

Ну а дальше, что называется без раскачки, Рус дал им первое задание, а именно освежевать павших лошадей без изъятия внутренностей, а именно печени и почек, что успели впитать яд, снять с них кожу и нарезать мяса, подготовив его к длительному хранению методом копчения.

Чуть позже им в этом деле помогли завернувшие на поле боя переселенцы и все мясо до конца дня было переработано: часть закоптили тоненькими пластиками, засолено, просто заложено на сани к тому времени освободившиеся от запасов еды, да на волокуши и завалено льдом со снегом и частично съедено. Ведь глупо оставлять столько пропитания на поживу воронью да воронам.

Три дня ушло на разделку, драгоценное время утекало как песок сквозь пальцы, но и еда нужна в первую очередь для прокорма огромного количества пленных, на которых собственные запасы рассчитаны не были. Этим мясом и снятой кожей загрузили самих пленников, да так, чтобы едва ноги передвигали и вечером падали от усталости, даже не помышляя о побеге, ну и на марше в каком-нибудь подходящем месте в рывок не уйти с тяжелым грузом за спиной, его ведь не бросить, ибо надежно привязаны веревками.

45

А дальше началась гонка, гонка со временем. Снег начал стремительно таять и если на возвышенностях (в районе Львова) он еще лежал и то лишь в лесах да в ложбинах равнин, то стоило спуститься вниз в долины междуречья Вислы и Саны, как стало совсем тепло, кое-где даже травка стала появляться.

К счастью, на реках еще держался лед. Да, он подтаивал, становился ноздреватым, но еще был достаточно толст, и люди чуть ли не бежали по нему, делая классические пять километров в час. Никого даже не требовалось особо подгонять, все и так все прекрасно понимали и как можно скорее хотели оказаться на новом месте постоянного проживания и успеть отсеяться, а ведь еще нужно вспахать поля.