Стоило мне схватить бутылку со столика и встать с кресла, как на пороге появилась она, моя Эмилия…

ЭМИЛИЯ

Я поспешила в общий зал для гостей, будто чувствовала, что Генри там. Он всегда оставался там ночевать, чтобы не будить меня ночью, когда возвращался с очередной попойки в кабаке.

Платье приятно холодило кожу, и я непроизвольно улыбалась, представляя, какой эффект произведу на Генри в таком шикарном наряде. Конечно, я не собиралась ему говорить, от кого оно и что прилагалось к платью, решив, в случае чего, напеть ему песню забвения, чтобы не слушать многочисленные вопросы и пытаться ответить хотя бы на один. Признаюсь, мне изредка приходилось освобождать свой дар, чтобы прикармливать истинную сущность человеческими чувствами и пороками, для чего прекрасно подходил Генри, который и не догадывался, что является подопытным кроликом для сирены.

Несмотря на то, что дом Генри был небольшим — всего четыре комнаты, а еще кухня, общий зал и коморка для прислуги — в нем поистине было что-то такое, что заставляло мое сердце и душу испытывать трепет и волнение от воспоминаний, наполненных уютом и спокойствием.

Перейдя порог, гости попадали в уютный коридор, ведущий прямиком в зал и к дверям жилых комнат справа и слева. Зал отличался от всех остальных помещений. Шторы темно-бордового цвета, обрамленные золотистыми крапинками, спадали с карниза тяжелыми волнами, прикрывая окно. Диван, стоявший посреди комнаты, был обит бирюзовой грубой тканью, и уместил бы не менее пяти человек довольно крупного телосложения. Одинокое широкое кресло под цвет дивана стояло чуть поодаль, повернутое спинкой к окну. Неброский серый ковер лежал возле дивана, выцветший от долгого пребывания на солнце. Стол, предназначенный скорее для коллекционирования алкоголя, держался на слегка покосившейся ножке, которая каждый раз норовила сломаться, стоило лишь пройти совсем рядом с ней. Сероватая краска на стенах местами уже потрескалась, но нам не хватило бы денег на то, чтобы хоть частично исправить этот хаос.

Вкус Генри был специфичен, но, несмотря на это, я ощущала, что каждый предмет он выбирал с особым трепетом и внимательностью. Возможно, он не стал выкидывать мебельный гарнитур и заменять его на новый по вполне понятной причине: он напоминал ему о покойной жене и ребенке. Но я не решалась завести этот разговор, считая тему запретной. В самом углу комнаты, едва заметный глазу, примостился низкий комод по типу тумбочки, сплошь уставленный свечами и канделябрами. Особый уют создавал лес, который обнимал дом со всех сторон, ограждая от внешнего мира.

Я остановилась в дверном проеме и увидела Генри, как всегда с бутылкой, тяжело поднимающегося с кресла. Он заметил меня, и его затравленный взгляд заставил меня задохнуться. Я вглядывалась в лицо мужчины: когда он успел так постареть?

Некогда жизнерадостный торговец стал похож на свою тень. Глаза серо-голубого оттенка с нависшими веками всегда смотрели с теплом и добротой, чуть вздернутый нос, пухлые губы и легкая щетина раньше выдавали в нем мальчишеский нрав. Сейчас же взлохмаченные волосы цвета спелого желудя почти полностью покрылись сединой. Темные круги под глазами, морщины на лбу и на коже вокруг глаз, красный цвет лица от постоянных пьянок говорили о том, что на его долю выпало немало препятствий и трудностей. Из одежды на нем были льняная рубашка со кляксами от вина и темные штаны свободного кроя. Генри не любил носить в доме обувь, считая, что оскверняет тем самым воспоминания о покойной жене и ребенке.

Тихонько мотнув головой, я натянула свою самую радостную улыбку и побежала навстречу Генри, распахнув объятия, но вдруг в дверь громко постучали. Генри выронил бутылку, его руки мелко задрожали, а лицо побелело. Резко остановившись перед растекающимся на ковре пятном, я сделала несколько шагов назад и скрестила в защитном жесте руки на груди, вопросительно наклонила голову и вскинул бровь.

Генри устало потер переносицу и, будто смирившись со своей участью, негромко сказал:

— Открой дверь, Эмилия. Мы ждем гостей.

Напрягшись всем телом, я сжала кулаки, вонзив ногти в ладони.

Гостей у нас не было уже достаточно давно. Это даровало мне чувство безопасности: я надеялась, что про нас забыли, и мы можем наслаждаться спокойной жизнью. Кинув взгляд на осунувшееся лицо Генри, я раздражённо выдохнула, прошла к входной двери и, схватившись за ручку, резко потянула ее на себя, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем.

— ТЫ?! — только и смогла произнести я.

В ответ тишина.

— Ты?! — повторила я, стоя у порога. — Это что еще за шутки?! Генри?! — Я старалась держать себя в руках, но мой голос больше походил на истеричный писк.

Тишина.

Глубоко вздохнув, я медленно развернулась, не выпуская дверной ручки, натянула дружелюбную улыбку, которая была больше похожа на звериный оскал, и мило проворковала:

— Дорогой отец, может, объяснишься?

Генри стоял посреди зала и недоуменно моргал, будто он только что проснулся от затяжного сна и не понимал, где находится. Переводя растерянный взгляд то на меня, то на мужчину на пороге, он упорно молчал в надежде, что нелепая ситуация разрешится сама собой.

Я почувствовала, что внутри меня закипает гнев. Гордо вскинув подбородок, я начала закрывать дверь, давая понять незнакомцу, что ему тут не рады. Но не успела я это сделать, как молодой человек юркнул в дом, миновал прихожую и прошел прямо в зал к Генри. Взяв бокал, оставленный Генри, со столика, он по-хозяйски поднял с ковра бутылку, налил оставшееся содержимое и сел на диван, вальяжно закинув ногу на ногу.

— Здравствуйте, мистер Генри. Я так понимаю, Вы еще не успели сообщить Эмилии о нашей давней договоренности?

Я стояла в дверном проеме, не решаясь войти в зал, оставляя себе путь к отступлению, если необходимо будет бежать или использовать дар. Приятное тепло разлилось по всему телу: сирена внутри меня предвкушала возможную смерть незнакомца, его мучения и боль, отчего я не смогла скрыть хищной улыбки, вызвав недоумение на красивом лице гостя.

Генри, еще несколько минут растерянно переводил взгляд то на меня, то на молодого человека, затем вздохнул и сел в кресло. Я чувствовала, что ему тяжело начать этот разговор, но не торопила, давая возможность собраться с мыслями и все обдумать.