Измученная жаждой и голодом, я бежала сломя голову от двух мужчин, которые пытались меня догнать и отрубить руки за воровство. Как бы тяжело не было, я не могла выдать себя, применив к ним чары.

Споткнувшись, я упала на землю, прижимая к груди сгнившее украденное яблоко, и, не в силах пошевелиться от сковывающего страха, наблюдала, как стражи быстрым шагом приближались. В руках у них сверкали короткие шпаги, лезвия которых легко вспарывали горло, не позволяя жертве даже осознать свою кончину.

В переулке не было никого, кто мог бы мне помочь. Лишь издав короткий крик, я почувствовала, как правую сторону лица пронзила жгучая боль и, прижав ладонь к щеке, начала медленно ее поглаживать, стараясь сдержать нахлынувшие слезы. Наверняка останется след от мужской ладони, который я не смогу объяснить матери. Хотя, кого я обманываю? Она его даже не заметит, как не замечала моего существования вот уже несколько лет.

Внезапно совсем близко раздались два выстрела, от звука которых я обхватила голову рукам, до крови прикусив нижнюю губу, чтобы не закричать Окружившие меня стражники лежали на земле — они были мертвы. Лишь когда тяжелая теплая ладонь легка мне на плечо, осторожно поглаживая кожу большим пальцем, я поняла, что опасность миновала. И спасение свое я нашла в Генри. Мне тогда едва исполнилось двенадцать лет.

Вдруг раздался громкий голос, который принадлежал мужчине:

— Народ, торопись! Только сегодня через пару минут главное шоу дня — казнь пирата! Не пропусти! Тебе будет, о чем посплетничать на досуге!

Меня как будто окатили холодной водой. Значит, Анна была права — казнь состоится, и состоится она прямо сейчас! Предчувствие, заполнившее мое тело приятным теплом, настолько взбудоражило и взволновало, что, подхватив подол платья, я устремилась на площадь, совершенно забыв про Генри. Вскоре я уже стояла первых рядах, перед помостом для казни. Мысленно считая секунды до начала зрелища, я вскинула голову, где среди небесно-голубого пространства покачивалась от игривого ветерка толстая петля. Генри затерялся в улюлюкающей толпе, которая сомкнулась за моей спиной, но я не обратила на это никакого внимания.

Спустя несколько долгих минут ожидания на площадку эшафота молча вышел палач: остроконечный капюшон скрывал его лицо. Схватив за патлатые кудри мясистой пятерней, худого мальчонка лет пятнадцати. Я могла разглядеть, как выпирали его кости, обтянутые бледной кожей, лицо покрывала пыль вперемешку с кровью.

Палач одним грубым рывком поставил брыкающегося мальчишку на заранее поставленную табуретку и начал деловито затягивать петлю на тощей шее. Я крепко сжала губы, чтобы скрыть свое возбуждение, которое испытывала от происходящего. Вена на моей шее болезненно запульсировала, мурашки пробежали по всему телу. Я желала большего — желала стать погибелью пирата. Сорвать кулон, мощным прыжком вскочить на эшафот и рубануть когтями по грудной клетке мальчишки, вскрывая ее, точно створки ракушки, наслаждаясь его мучениями и криками. Стараясь незаметно потереть невыносимо зудящую кожу, я задела локтем рядом стоящего мужчину и, тихо выругавшись, натянула на лицо глупую улыбку, от которой, казалось, у меня разорвутся щеки:

— Извините! Извините, пожалуйста, я не хотела! — «Думай, Эмилия, думай, как выкрутиться!». — Пока бежала сюда, вспотела, словно мышь, все тело зудит!

Поняв, что сморозила глупость, я еще раз тихо выругалась себе под нос и быстро отвернулась. Но почти сразу же почувствовала легкое прикосновение ладони к своей коже на спине и замерла, затаив дыхание. Я, боясь, что незнакомец сможет почувствовать следы от шрамов: крылья, вырванные из наших тел по жестокой прихоти Персефоны, оставили уродливые рытвины на лопатках. Сирены, рожденные в морской пучине, всегда рождались с крыльями, но стоило моим сестрам лишь услышать детский пронзительный крик, наполненный новой жизнью, как они всячески пытались спасти и скрыть от Богини младенца. Персефона, гонимая собственным безумством, лишала девочек крыльев, оставляя истекать кровью и ожидая, когда сестры позаботятся о ней.

Кто-то наклонился к моему уху и чуть слышно прошептал:

— как возбужденно Вы потираете кожу на шее. Можете продолжать, я не против.

Изогнув бровь, я резко развернулась на пятках, чтобы выразить свое недовольство, но все мои слова резко улетучились: передо мной стоял высокий молодой человек с темными рваными волосами, будто он сам отрезал их тупым ножом всего несколько минут назад. Взгляд голубых слегка прищуренных глаз пронзал насквозь, отчего мое сердце пропустило удар. Левую щеку рассекал шрам придавая мужчине особенную привлекательность. Белоснежная рубашка была расстегнута на две верхние пуговицы. Серые штаны, подпоясанные черным кожаным ремнем, обтягивали бедра. Тонкие губы приковывали к себе взгляд, заставляя ими любоваться, но назвать красавцем я его не могла. Черты лица незнакомца смутно напоминали мне одного человека, и, чтобы не поддаться соблазну воспоминаний, я быстро тряхнула головой и произнесла:

— Смею заметить, что Вы не единственный, кто желает наблюдать за мной, — вскинув подбородок, я посмотрела в глаза незнакомцу.

Мужчина криво усмехнулся.

— Пользуетесь успехом благодаря своей внешности? — издевательский тон заставил меня сжать в негодовании и гневе кулаки.

Натянув улыбку и едва не скрипя зубами, я бросила:

— Пользуюсь успехом благодаря своей независимости и умению видеть людей насквозь.

Внезапно толпа зашлась в неистовых бурлящих возгласах, заставив меня обратить внимание на эшафот. Мальчишка уже болтался в петле, а палач затерялся среди ликующих людей. Сколько времени прошло, пока я разглядывала незнакомца? Как умудрилась пропустить возбуждающий треск ломающихся шейных позвонков?

Раздраженно фыркнув, я повернулась, чтобы сказать незнакомцу все, что я о нем думаю, но он куда-то исчез, а в кармане платья я нащупала маленькую записку.

«До встречи, Эмилия».

Часть 1. Глава 4. Подружись с пороками своими, да спасут они тебе жизнь единожды

ГЕНРИ

Эмилия стала мне родной после того, как я встретил ее на рынке, голодную и грязную, в рваном платье, которое еле-еле прикрывало колени. Увидев, как она жадно хватает с прилавка сгнившее яблоко, как бежит от двух разъяренных стражников, желающих проучить ее за воровство, я принял решение: я заберу этого маленького птенчика себе, даже если за это стражам придется поплатиться жизнями, не стоящими для меня и копейки.