Шрифт:
— Это наказание за то, что непочтительно говорила с тьяньши? — недовольно буркнула я. — И как у тебя получается будить взглядом?
— Годы тренировок с ленивыми учениками, — как всегда невозмутимо проронил он.
— Я не ленивая! Просто невыспавшаяся. После всего, думала, дадут поспать подольше!
— Остальным — да. Но не тебе.
— Вот как? — насупилась я. — Это — дискримина…
— Тьяньши обвинил во всём произошедшем ночью твоего старшего брата, — резко оборвал меня Фа Хи. — Но вина Вэя — лишь в желании произвести на тебя впечатление. Основная вина — на тебе.
— Из-за того, что подбила его прыгнуть с башни? — потупилась я.
— Нет. Из-за того, что отказываешься принять Дао и — не закатывай глаза — упорядочить бурлящие в тебе энергии. Твой дух — сильнее, чем я предполагал. Научиться скрывать его — необходимо. Но ты упрямо отвергаешь практики, способные тебе помочь.
— Потому что считаю их бредом! — не выдержала я. — У каждого — своя религия, ваша мне непонятна! Как можно проглотить солнце? Зачем гонять по рту слюну и стучать зубами? У меня — всего одна душа, и она — бессмертна, а бессмертия тела не бывает! Человек — смертен, и это не изменить никому!
На лице Фа Хи не дрогнул ни один мускул.
— Я не буду с тобой спорить — сейчас для споров нет времени. До сих пор я терпел твоё упрямство, но прошлой ночью из-за него угрозе подверглись все в этом монастыре. Повториться такое не должно. Думаю, я знаю, как упорядочить твои энергии и научить управлять ими, но ты должна в этом помочь.
Я приглашающе махнула рукой.
— Во сне ты зовёшь родителей почти каждую ночь.
— Каждую, не почти. Но откуда ты… — и тут же догадалась, — Вэй! Ну подожди, предатель!
— Он беспокоится о тебе. Может, даже больше, чем следует, — заступился за ученика Фа Хи. — Почему, думаешь, они тебе снятся?
Я пожала плечами — не собираюсь обсуждать мою тоску по родителям с этим псевдо-психологом.
— Ты — их единственное дитя, о судьбе которого они ничего не знают. Вероятно, ты чувствуешь их боль, она не даёт тебе покоя, и по ночам, когда дух освобождается от контроля разума, твоё сознание устремляется к ним, желая утешить. Состояние медитации соединяет сон и бодрствование, освобожадет дух и позволяет сознанию проникнуть туда, куда не может проникнуть тело — в реальность, где остались твои родители…
— Хочешь сказать, я смогу связаться с ними? — выпалила я. — Сообщить, что со мной всё в порядке?
— Я говорил тьяньши, что быстро от привычки перебивать ты не отучишься, и просил не упоминать это среди условий, при которых Вэй останется твоим старшим братом, — покачал головой Фа Хи. — Но Мудрейший не послушал.
— Ты говорил с… тьяньши? — удивилась я. — Когда?
— Когда он пытался назвать твоим старшим братом Сяо Ци. Итак, медитация…
— Этой ночью? — уточнила я. — Телепатически? А я-то злилась, что ты не сказал ни слова в защиту Вэя! Значит, по твоей просьбе тьяньши всё же оставил меня под его опекой? Спасибо!
— Перебьёшь меня ещё раз, будешь стоять в позе всадника всю следующую ночь, — не меняя тембра голоса заявил Фа Хи. — Я посоветовал оставить тебя под опекой Вэя потому что он кажется единственным, кто в состоянии с тобой совладать, не прибегая к угрозам. И мне стало жаль Сяо Ци. Неделя твоим гэгэ — и разум несчастного не удалось бы восстановить никакими исцеляющими практиками. Следуй за мной, — и заложив руки за спину, направился к храму.
Я засеменила следом, с трудом удерживаясь, чтобы не спросить, насколько серьёзными были угрозы тьяньши разъединить нас с Вэем в случае моих проступков. Остановившись у стены храма, Фа Хи кивнул на темневшую посреди двора курильницу.
— Представь рядом с ней своих родителей. Представь, они зовут тебя, чтобы обнять после долгой разлуки.
Я посмотрела на курильницу и вздохнула. Если бы родители действительно оказались здесь, папа наверняка бы попытался определить возраст «этой штуки» и захотел знать имя мастера. А мама восхитилась бы резьбой, сокрушаясь, что современные умельцы разучились создавать такие красивые вещи. А потом оба повернулись бы ко мне… Я почти услышала голос матери:
— Солнышко, посмотри, какая красота! — и почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— А теперь закрой глаза и иди. Коснись головы дракона, — раздался рядом тихий голос Фа Хи.
Я смежила веки и, не обращая внимания на сорвавшиеся с ресниц слезинки, двинулась вперёд. Шла наугад, даже не пытаясь держать линию. Перед глазами так и стояли смеющиеся лица родителей, продолжавших осматривать курильницу. Вот папа остановился перед головой дракона и повернулся ко мне.
— Смотри, какой у него грозный вид! Хочешь, погладить? Может, подобреет?
Я протянула руку и, коснувшись, холодной поверхности, распахнула глаза. Передо мной — курильница, моя ладонь — на голове дракона.