— Мать вашу, а почему мне не сказали?

Железняков упал на место, и машина понеслась обратно.

— Сергей Иваныч, я, может, не вовремя, — подал голос Ильичев. — Но вы мне скажите, у нас-то что этому гангану понадобилось?

— Советский народ, Петрович, по мнению Преваля, силен своей верой, но ограничен идеологией. Потому он и обратился в ЦК, члены которого уже были озабочены проблемой бездуховности подрастающего поколения. Видишь ли, Петрович, как оказалось, нам тоже нужен символ, причем такой, чтобы был живее всех живых. И книжка с картинками нам здесь не помощник. А у Преваля нет веры в империалистических идолов, у них там давно Великое Ничто хозяйничает. Скажу тебе по секрету — американцы уже пытались наш эксперимент повторить, да ни черта у них не вышло. Все какие-то кадавры получаются, хоть в Голливуде снимай… Человечество ими не спасти.

Едва не снеся шлагбаум, «уазик» ураганом пронесся мимо полкового КПП.

У особого отдела Железняков затормозил так, что шины завизжали. Навстречу ему выскочил бледный лейтенант.

— Капитонов, что у нас? — крикнул ему Железняков.

— Плохо дело, товарищ майор! Поступил доклад, что американцы так испугались успеха программы Возвращения, что запустили ракеты. Наши перехватить их не успевают. Хотят ответный удар нанести!

— Ну вот уж этого нам никак допустить нельзя! Так, все быстро вниз! — Железняков выпрыгнул из машины.

В бункере в лихорадочной спешке, как обычно перебрасываясь одним им понятными терминами, ученые настраивали чудной аппарат со множеством экранов и светящихся штук. На почетном красном постаменте возвышался покрытый плетением проводов стеклянный гроб, не единожды виденный Ильичевым в Мавзолее на Красной площади. Рядом, также опутанный проводами, восседал Преваль. Раскачиваясь из стороны в сторону, он монотонно напевал «Gran Met, map paret tan yo!». Делегация отчаянно аккомпанировала ему на своих инструментах.

Волосы у Ильичева начали подниматься дыбом.

— Работает? — Железняков схватил за ворот крутившегося рядом Средина.

— Н-не знаю, товарищ майор, — пролепетал он. — Все в такой спешке делается!

— Не успеете, всем нам крышка. — Железняков отшвырнул мэнээса. — Всем крышка!

Колдун вдруг озарился ярким светом и раздвоился. Через возникшую копию явно просматривались стены, а за ее спиной раскинулись уже знакомые Ильичеву вороньи крылья с красной бахромой. Призрак колдуна заговорил со Срединым.

«Ящичные» забегали еще быстрее, ручеек непонятных команд превратился в бурный словопоток.

— Просит подняться наверх, — сообщил Средин.

— Всех?

— Всех, — кивнул Средин. — «Ящичных» тоже.

Призрачная фигура поплыла над ступенями.

— Все за мной! — крикнул Железняков, взмахнув рукой.

На улице, куда устремился фантом, царила та чудесная тишина, что бывает только ранним утром, когда природа еще не проснулась. Открывающийся от отдела вид на побережье был прекрасен, и на мгновение все застыли, забыв о неумолимо приближающейся угрозе.

— Средин, спросите у него: что нужно? — Железняков очнулся первым. — Ракеты вот-вот прилетят!

Колдун помахал руками, поразевал рот, но, очевидно, так ничего и не добился. Обреченно пожав плечами, он что-то пробормотал Средину.

— Надо, чтобы верили, говорит, — перевел мэнээс.

— Во что?

— Как во что? В Ленина, в силу марксистско-ленинской теории, в победу коммунизма…

Железняков оглядел двор. Собравшиеся смущенно молчали.

— И что ему теперь, «Материализм и эмпириокритицизм» наизусть процитировать? — вздохнул особист.

Ильичев взглянул на призрак Преваля. Тот ободряюще оскалился.

— Сергей Иваныч, а давай споем? — наконец решился Ильичев.

Лицо Железнякова мгновенно просветлело.

— Петрович, ты гений! А ну, подпевайте все!

«Ящичники» принялись смущенно переглядываться.

— Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь! — затянули Ильичев и Железняков.

Средин вторил им фальцетом.

Колдун засветился ярче, крылья за его спиной выросли вдвое и продолжали стремительно увеличиваться.

— Да здравствует созданный волей народов единый могучий Советский Союз… — мгновение спустя подхватила заученные со школьной скамьи слова толпа.

Хор окреп. И вдруг взревели громогласно небесные трубы, взметнувшие кроны пальм. Над особым отделом вспыхнуло ослепительное пламя, ударившее в небо столбом света. Из света в сторону берега шагнула исполинских размеров фигура в старомодном костюме-тройке. Голова ее терялась в облаках, и из них торчала лишь знакомая миллионам советских граждан бородка. Ильич простер длань на север, где на розовеющих небесах высыпали оспинки приближающихся американских ракет… И ракеты исчезли, все как одна, беззвучно и бесследно.