Шрифт:
Держи…
Потому что я лечу.
Кажется, что чертова кабина оторвалась от общей конструкции и, совершая безумные кульбиты, уносит нас куда-то в космос.
И пусть…
Размыкая губы, впускаю его настойчивый язык. Позволяю прикоснуться к своему.
Он стонет. Я стону.
Этот контакт – завладение вкусом и насильственное внедрение чужих биологических компонентов. Химический взрыв. Извержение вулкана. Раскаленной магмой с бурным кипением вырываются наружу все спрятанные чувства.
– Целуй… – требует, а я не понимаю. – Целуй, как я… Целуй…
Отвечаю инстинктивно. Почти неосознанно. Едва-едва. Я все забыла. Кроме того, сила ощущений парализует меня.
Он слишком наглый. Я слишком вялая. Но даже так мы оба катастрофически дрожим. Пробиваем этими вибрациями друг друга. Грохочущими сердцами сталкиваемся. Теряя форму, плавимся и сливаемся в единое целое.
Из других кабинок кто-то что-то горланит, свистит и раздает советы. Но мы не способны вслушиваться и различать слова. Так бывает? Да, я ведь знаю. У нас только так и бывает.
Кабина замирает. Кир отрывается. Надсадно дыша, смотрит мне в глаза. И этот его взгляд – шальной и голодный – снова меня до дрожи доводит. Кажется, что тело подобно маятнику качается, тогда как вся конструкция давно статична.
– До завтра, девочка, – с ухмылкой бросает Бойка, прежде чем выпрыгнуть из кабины.
А я стою и продолжаю задыхаться, пока меня не подгоняют выходить.
Что еще за «девочка»? Бесит!
– Ненормальный, – выдыхает с каким-то странным восхищением подошедшая Лена.
– Ага, – поддакивает с улыбкой Катя.
У меня нет шансов даже смутиться. Я все еще нахожусь в состоянии дикого потрясения. И похоже, это надолго.
Губы болят и пылают. Сердце натужно тарахтит. По венам чистый огонь кружит.
Что за «девочка», черт его подери? Мне не нравится!
И зачем он это сделал? Зачем?
Глава 8
Никаких поправок я принимать не собираюсь!
– Ты чего такая нервная сегодня? Из-за Бойки?
Смотрю на Лену, но не сразу понимаю суть вопроса. Снова в себя ушла.
– Нет, не из-за него.
Конечно же, я ни за что не признаюсь, что вообще о нем хоть когда-нибудь вспоминаю. И совсем меня не волнует предстоящая встреча. И про поцелуй я не думаю.
– Маме деньги нужны. Вот я и думаю, где достать. Может, знаешь, куда можно устроиться подработать?
– Большая сумма? Если что, я могу примерно десятку занять.
– Нет, десять тысяч не спасает. Больше надо. Намного больше.
– Ну, а что ты заработаешь за неполный рабочий день? Даже если в ресторанчик какой устроиться официанткой, не думаю, что получится многим больше десятки за месяц.
– Значит, надо что-то другое.
– Что? Разве только девственность продать, – фыркает вдруг Лена.
– В каком смысле?
– Ну, есть вроде богатенькие ценители… Эй, да я пошутила! Ты же не думаешь…
– Конечно, нет, – выпаливаю почти оскорбленно. – Ладно, побегу. В семь Бойка должен приехать… Ну, в общем… Если что, я у вас.
– Помню.
Дома принимаю душ. Натягиваю джинсы и футболку. Демонстративно при маме бросаю в небольшую дорожную сумку майку, толстовку, пижаму, комплект белья, полотенце и футляр с зубной щеткой.
– Утром вернешься?
Вижу, что отпускать меня не хочет. Переживает. Но прямым текстом не говорит.
– Вечером, – бросаю и отворачиваюсь. – Мы днем еще хотим погулять по городу. Лене босоножки нужны, Катя комбез хочет. Может, и я себе что-то посмотрю.
Как же ловко я теперь вру! Самой противно.
– Ой, не знаю, доць… Не рано вот это все? – не выдерживает мама. – Я вчера, пока ты вернулась, вся извелась. Вдруг что…
– По-моему, со мной в этой жизни случилось уже все, что только можно, – прикрываюсь, как обычно, сарказмом. – Живого места не осталось. Дальше разве только рай и тишина.
– Окстись! – восклицает мама в сердцах. Сама крестится. Шумно переводит дыхание. – Ну вот, что ты такое говоришь? Хочешь, чтобы меня удар хватил?
– Прости, – выговариваю искренне и вместе с тем как-то сухо. – У меня не было намерения тебя пугать.