Шрифт:
– А что – нет, скажешь? Ты же тогда как с цепи сорвался и буквально набросился на меня! Я не могла тебя оттолкнуть. И тебе было пофиг, что я просила остановиться!
Если она хотела сделать мне больно, то это, блядь, вышка.
– Пофиг? Если бы мне было пофиг, сейчас бы тебе не нашлось, что продавать, – выдыхаю агрессивно. – Ты бы уже была моей!
Варя вздрагивает и смотрит на меня, как на чудовище.
– Ты просто… Маниакально нацелен конкретно на меня. Все время пытаешься унизить, причинить боль, растоптать... Тебе всегда мало! Просто потому, что я – это я? Ты никогда не успокоишься? – кричит, пронизывая меня каждым словом, как ножом.
Я даже дышу с трудом. Жаль, сломать меня невозможно. Спасибо отцу, мать его: чем больнее, тем сильнее ярость. Часы молчат – можно.
– Не надо меня, блядь, лечить, хорошо? Конкретно на тебя у меня стояк и тридцать дней пользования, – выговариваю жестко, как настоящий ублюдок. – Берешь деньги или так дашь?
– Какой же ты… – задыхается. В глазах слезы проступают. Отвожу взгляд, чтобы не видеть. – Ненавижу тебя!!!
– Это я уже слышал!
– Не доходит?!
Снова злится. Можно смотреть.
Сталкиваемся будто физически. Пусть внутри вся броня трещит, черта с два выдам это визуально.
– Похрен, – ухмыляюсь на ее подъеб.
Любомирова отшатывается. Судорожно глотает воздух. И, наконец, говорит:
– Знаешь… Я ведь не обязана с тобой разговаривать. И с этой минуты не буду, – разительно спокойным тоном объявляет она.
Узнаю эти интонации. Когда-то жутко бесило, что Варя пытается меня чему-то учить. Сейчас… Сейчас тупо тоска раздирает. С такой силой, что дышать трудно становится.
– Как это не обязана? А «откровенный разговор»? Торчишь.
– По-моему, все, что нужно, мы уже друг другу озвучили. Больше я не скажу ни слова. Сегодня нет! Хоть убей меня.
И действительно замолкает. Не произносит ни единого долбаного слова, даже пока едим. Раньше она любила болтать. Блядь, да ее просто невозможно было заткнуть! Теперь даже не смотрит на меня. Съедает треть своей порции и, схватив сумку, уходит в ванную. Оттуда двадцать три минуты спустя выходит в пижаме.
– Спокойной ночи, – единственное, что бросает в мою сторону, так толком и не взглянув.
Машинально шагаю за ней в спальню. Думал, начнет ломаться насчет кровати. Когда-то такое уже было. Не хотела со мной спать. Уверен, что и сейчас не хочет. Просто отбывает повинность. Скользнув под одеяло, приклеивается к стене.
Если считает, что я способен трахнуть ее силой, почему не боится, что сделаю это прямо сейчас?
Часы не сняла.
Наверное, на них полагается. Я же сказал, что не трону, если зашкалит.
И что мне, блядь, дальше делать?
Глава 10
Разве я сказала: «Кир, дай мне денег»? Нет!
Я пытаюсь сохранять спокойствие, но все равно сильно нервничаю. Особенно, когда Бойко гасит свет. Я не могу предвидеть его реакцию. На самом деле он может указывать мне, что делать в эти сутки. Такими были мои правила… Но сейчас я надеюсь, что Кирилл поймет и даст мне передышку.
Он ложится рядом. Я зажмуриваюсь и нервно вцепляюсь в одеяло. По позвоночнику бежит не озноб, а электрический ток.
«Берешь деньги или так дашь?»
Слышу его голос. Каждую интонацию разбираю. Вспоминаю взгляд. Не знаю, как ему удается приводить меня в такую сумятицу. Я вроде как злюсь. Очень злюсь. Но вместе с тем, стыдно признавать, Бойко меня волнует. И сейчас, когда мы лежим в одной кровати, а он не предпринимает попыток обнять или как-то прикоснуться, я ощущаю самое настоящее разочарование. Оно ноет внутри. Зудит. Толкает проявить инициативу. Возможно, снова что-то едкое ляпнуть, что точно взорвет Кира. Однако я держусь. Хватит на сегодня.
И то ли Бог решил надо мной сжалиться, то ли я правда истощена, вскоре мне удается расслабиться и уснуть.
Просыпаюсь рано. Я жаворонок, и мой организм не способен находиться в фазе сна после семи утра. Как бы я себя не заставляла. Вот и сейчас, понимая, что Кир мог бы еще долго спать и тем самым меньше часов меня после третировать, пытаюсь снова уснуть. Но ничего не получается. А когда я сдаюсь и стараюсь аккуратно перелезть через Кирилла, он вдруг открывает глаза.
Так и замираем, глядя друг на друга. Дыхание учащается. Волосы спадают с плеч и длинными прядями, словно ширмой, отгораживают нас от остального пространства. Мы как будто становимся ближе. Кир хрипло выдыхает и кладет ладони мне на ягодицы. Медленно скользит и слегка сжимает. Я должна возмутиться и сказать ему, чтобы прекратил. Но я не могу. И он плавно притискивает меня к себе. С губ срывается странный звук, когда в промежность мне недвусмысленно упирается эрегированный пенис. Дергаюсь скорее по инерции, одна рука Кира тут же стремительно перемещается с моей задницы на затылок. Давление – падаю.