Она себя руками обнимает, но с места не двигается.

Я молчу, просто жду, потому что, как бы я ни старался сейчас предотвратить предстоящий вынос мозга, очевидно, нихрена не получится.

— Ну давай, Ксюш, говори уже, как я был не прав, что я ей не отец, и без твоего позволения вообще не должен был ничего разрешать, — я срываюсь первым. — Вот только, Александровна, давай коротко, всю суть претензий и…

Договорить я не успеваю, потому что Ксюша просто подходит ко мне, прижимается и обнимает крепко, а я, нихрена не понимая, стою, как вкопанный, в миг растеряв весь свой запал.

— Я не собиралась ничего предъявлять, — шепчет тихо.

— Нет?

— Нет, — она качает головой.

— Я воды попить ходила, на обратном пути решила заглянуть в детскую.

— Подслушивала, значит?

— И это тоже, — я слышу в ее голосе улыбку.

— Тогда чего сейчас мнешься? Хочешь же что-то сказать.

— Хочу, — подтверждает мое предположение. — Извиниться хочу, еще раз, — ее голос начинает дрожать, и я снова себя кретином последним чувствую. Чего, спрашивается, сорвался, нагрубил? Второй раз за вечер получается.

— Ксюш, решили же все, — беру ее за подбородок, в глаза смотрю.

— Решили, но я просто… просто не хочу больше недомолвок и недопониманий, — она вздыхает, выбирается из моих объятий, медленно подходит к окну, устремив взгляд куда-то вдаль.

Я не тороплю ее, просто жду, пока она продолжит. Сейчас ко мне приходит простое такое понимание — для Александровны это важно.

— Я просто хочу, чтобы ты понимал, моя сегодняшняя реакция… она не от недоверия, то есть, дело не конкретно в тебе, — начинает тихо, а я замираю, не дышу практически, чтобы не спугнуть. — Я никогда не отличалась какой-то особой уверенностью в себе, скорее наоборот. Нет, я, конечно, знала себе цену, хорошо училась, школу с золотой медалью закончила, университет — с красным дипломом. Но я, можно сказать, была белой вороной в школе. А однажды Игорь пригласил меня на свидание, вот так просто подошел и пригласил. Я честно думала, что это розыгрыш, до последнего сомневалась, оглядывалась, в поисках подвоха, насмешек со стороны одноклассников.

— Игорь — это отец Кати? — спрашиваю осторожно.

— Да, — кивает, продолжая смотреть в окно, — так вот, я все время ждала, что он вот-вот меня бросит, скажет, что это была шутка и вообще, а он не бросал, мы начали встречаться, ходить на свидания, мне было хорошо, ты извини за подробности. Я влюбилась, знаешь, вот так просто, искренне, наивно даже. Все казалось таким правильным: свидания, долгие прогулки, поцелуи. В общем, я была настолько им покорена, что поверила в «долго и счастливо». Долго не случилось, счастливо — тоже. Первый и последний раз у нас случился после выпускного, я долго не решалась, но Игорь все-таки сумел меня уговорить. Я ведь не знала, что он уже все решил, а со мной просто развлекся напоследок. После той ночи он все чаще стал находить причины, чтобы со мной не видеться, то отцу надо помочь на фирме, то еще что-нибудь, так прошел месяц, а потом я узнала, что беремена. Как только первый шок прошел, я сообщила об этом Игорю. Не то, чтобы я чего-то от него ждала, нет, просто посчитала нужным сказать, наверное, все же на что-то надеялась. Он не поверил сначала, ведь мы предохранялись, а потом просто заявил, что уезжает в Москву и ребенок ему не нужен, предложил сделать аборт. Я тогда даже говорить ничего не стала, просто развернулась и пошла домой. Больше мы не виделись.

— Ксюш, — подхожу к ней, обнимаю за плечи.

Она дрожит, всхлипывает тихо.

— Ну чего ты, малыш, это в прошлом все.

— Это еще не все, — собравшись, она продолжает: — спустя восемь месяцев родилась Катя и в тот день я поняла, что никого дороже у меня в жизни нет, и я в лепешку разобьюсь, но для нее все сделаю. Я училась, подрабатывала. Жизнь пошла своим чередом. Несколько раз меня пытались пригласить на свидание, пару раз я даже ходила, но каждый раз все заканчивалось одинаково. Я не скрывала наличие дочери, правда, мужчины мою откровенность не ценили. После нескольких неудачных свиданий я завязала с попытками наладить личную жизнь, да и ни к чему это было. Я просто устала, устала видеть это разочарование в глазах, улыбку виноватую. Знаешь, неудачи, они все-таки откладываются в подсознании, и стоит однажды обжечься, начинаешь во всем искать подвох, повод не доверять.

— Ксюш, — разворачиваю ее к себе, чтобы на меня смотрела. — Я не они, понимаешь, у меня все серьезно, вообще все, Ксюш.

— Я знаю, просто испугалась, я не намеренно, ты пойми, это… это что-то вроде защитной реакции, я же с тобой не соображаю ничего, все как в тумане, в голове ноль мыслей, со мной такого никогда не было. Господи, мы даже предохраняемся не всегда. Я запаниковала, я понимаю, что причин у меня особых не было, на запаниковала. Я даже не очень понимала, что говорю. В тот момент это казалось правильным решением.

— Давай договоримся, Ксюш, — обнимаю ее, у самого сердце сжимается, потому что я тоже дурак, и она дура, нашли друг друга. — Ты мне доверяешь, несмотря ни на что, доверяешь во всем и всегда. Сегодняшняя ситуация — это прокол, общий, но ничего непоправимого не произошло. Я тоже был не прав, вспылил, но я не хочу, чтобы ты себя всякой дрянью травила.

— Я не буду, — бурчит тихо, сильнее ко мне прижимаясь. — Но нам больше не стоит заниматься сексом не предохраняясь. Я с тобой голову теряю, вообще ничего не соображаю.

Я посмеиваюсь, понимаю, что скот я, конечно. Но меня вставляет, хорошо так вставляет, от ее признания. Она ведь даже не подозревает, как на меня ее слова действуют, даже приблизительно не представляет, насколько я становлюсь дурной. Я же люблю ее, вот такую, с тараканами размером со слона, со всей ее дуростью, с недоверием, просто люблю так, что самому страшно. И кайфово.

— Егор, а что, если я все-таки забеременею?

— Воспитывать будем, что ж еще, — усмехаюсь, ее в лоб целую.