Правый либерализм всегда активно использовал троцкизм как внешний инструмент воздействия на внутриполитическую ситуацию в России. Именно троцкистские взгляды лежали в основе хрущевской «оттепели» и горбачевской «перестройки». В наши дни ничего не изменилось. Цель глобализаторов-интернационалистов жива и активно продолжает реализовываться. Ее предельно откровенно излагает Джон Д.Рокфеллер в своей работе «Вторая американская революция». Основная идея книги — забота об «общественном благе» через призму защиты индивидуальных прав. Термин «общественное благо» характеризуется Рокфеллером исключительно в протестантском ключе, как средство и предлог для самовозвеличивания круга избранных. Этот же “круг избранных” — самодостаточная, стоящая над обществом и законом организация профессиональных революционеров, прописан и в ленинской доктрине пролетарской революции, впервые обозначенной в 1903 году в книге “Что делать?” и горячо поддерживаемой Троцким всю его сознательную жизнь.

(**) Орудие времен гражданской войны. За точность считалось оружием снайперов. ТТХ пушки Уитворта:

Калибр: 2,75 дюйма (70 мм).

Материал ствола: железо и сталь.

Длина ствола: 104 дюйма (264 см).

Вес ствола 1.092 фунта (495 кг).

Заряд пороха: 1,75 фунта (0,79 кг).

Вес снаряда: 13 фунтов (5,2 кг).

Дальность стрельбы при угле возвышения 5°: 2800 м (2560 м).

— Чем кормят русских подданных царские газетчики? — поинтересовался Николаи, с наслаждением закуривая папиросу после чашечки крепчайшего кофе.

— “Русское слово” стращает жителей Петрограда, — охотно откликнулся адъютант, остзейский немец, закончивший до войны ревельский университет. — Пишет:

«Приближение конца измеряется теперь уже не месяцами, а неделями, может быть, днями. Не сегодня завтра мы станем лицом к лицу с всеобщим и повсеместным кризисом всего: хлеба, мяса, рыбы, овощей. Необходим экстренный созыв чрезвычайного продовольственного совещания. Необходимо немедленно всенародно решить, что нам делать. Необходим какой-то патриотический подвиг, иначе мы погибнем!».(*)

— Газетчики призывают к чрезвычайной продовольственной диктатуре? Любопытно. Я-то думал, что только в Германии беда с провизией… Ну, хорошо. А что они пишут про нас?

— Почти ничего, но зато целый разворот про войну в Америке…

— И во что на этот раз вляпались янки?

— На этот раз кто-то полез к ним…

По мере ознакомления с газетной статьёй, Николаи покрывался лихорадочными пятнами. Адъютант, конечно, не мог знать о дружбе начальника с Адольфом фон Павенштедтом, старшим партнером фирмы “Амсинк & Ко”, находившейся под контролем корпорации “Америкэн Интернэшнл”. Германский посол граф фон Берншторф считал Адольфа одним из наиболее уважаемых, “если не самым уважаемым имперским немцем в Нью-Йорке”. Действительно, фон Павенштедт в течение многих лет был главным кассиром германской шпионской сети в этой стране. Судя по количеству пропавших без вести и погибших на Бродвее 120, в офисе фон Павенштедта творился ад. Николаи предстояло выяснить быстро и незаметно для окружающих, где находится слишком много знавший человек. Если предположить самое скверное, и он попал в чужие руки, надо срочно обрывать нити, тянущиеся от него к непосредственным участникам германского шпионажа и другой не совсем законной деятельности в США — доктору Альберту, Карлу Хайнену, фон Ринтелену, фон Папену, графу Жаку Минотто, Паулю Боло-Паше и многим-многим другим. “А я в дороге и еду к тому, кто намекал на некоторые неприятности для дельцов с Уолл-стрит… Ничего себе неприятности!”

— Распутин гонит нас по флажкам, — прохрипел Николаи, не слушая адъютанта. — Этот проклятый русский, ничего не сообщая о своих планах, создаёт такие обстоятельства, что, хотим мы этого или нет, просто обязаны действовать в его интересах.

Адъютанты, не понимая, что так взволновало их начальника, вежливо замолчали. Пылкий, заботливый Дитрих бросился к походному саквояжу, и через минуту в руках у Николаи оказалась маленькая складная стопочка с его любимым французским коньяком. Откуда адъютант доставал это сокровище во время войны, оставалось загадкой, а Вальтер не особо интересовался. Достаточно было того, что обжигающе крепкий вишневого цвета напиток действовал лучше любого седативного, проваливаясь влажным огнём в желудок и поднимаясь по венам теплой успокаивающей волной.

— Где мы найдем нашего русского? — поинтересовался адъютант не столько ради любопытства, сколько для перевода разговора в отвлеченную плоскость.

— Его надо искать там, где сегодня вершатся дела империи, в царском дворце, — запрокинув в рот последние капли алкоголя, Николаи протянул стопку помощнику, кивнув в знак благодарности. — Что насчёт дворцового этикета, господа офицеры? И выбросьте эту газету. Хватит на сегодня дурных известий!

Скомканный в колобок печатный листок, превратившийся в месиво букв и слов, полетел в угол, ударился о край урны и скакнул под шкаф. Уильям Бойс Томпсон посмотрел на свои руки, испачканные типографской краской, брезгливо обтёр их о дорожный пиджак и с силой швырнул на широченную кровать чемодан. “Господи! Господи! Что же делать? Всё бросать и возвращаться? Но как же тогда тут, в России? Все процессы запущены, все силы задействованы! Не остановить!” — стучало набатом в его голове. В дверь гостиничного номера негромко, требовательно постучали.

— Кого там ещё чёрт принёс? — раздраженно прошипел директор ФРС, отпирая замок.

Лицо банкира, выглянувшее из-за двери не успело вытянуться от удивления и широко открыть глаза, когда чья-то массивная ладонь заслонила собой всё пространство, пребольно впечатавшись в нос так, что лязгнули зубы. Тело директора ФРС легко откатилось на несколько метров, дверь закрылась, а над Уильямом склонилась хорошо знакомая физиономия сибирского мужика со всклокоченной бородой и такой же шевелюрой. “Надо сделать вид, что ни слова не понимаю по-русски, — сверкнула спасительная мысль, — и как-то дать знать полиции…”