Касаюсь его плеча в знак поддержки. Встаёт, отступает на шаг и тяжело вздыхает.

– Знаешь, как тяжело на сердце… – опять начинает терзать себя он. – Как подумаю, что сам лишил себя последнего разговора с ним…

Стискивает зубы и дёргает головой.

– Ты же не знал…

– Я мог услышать его. Мог сказать ему что-то важное. Мы ведь так и не помирились, а я хотел… Готов был наплевать на свою глупую гордость!

– Захар, не надо, – обнимаю его и ласково утыкаюсь в шею.

– Я вёл себя с ним как последнее дерьмо.

– Он ведь тоже часто был не прав, – спорю с ним я.

– Да неважно, что бы он ни делал в прошлом, надо было ехать к нему, когда он заболел, – глухо отзывается Захар.

– Не накручивай себя.

– Я не был с ним рядом. Ни до операции, ни после. Все заботы переложил на мать. Которая, к слову, хоть и была в разводе с Троицким, но всё же, в отличии от меня, нашла в себе силы на то, чтобы помочь ему. А я? Сидел как последняя мразь в Австралии. Думал, манипулирует как всегда. Даже не подозревал, что не выкарабкается…

В его голосе столько боли, что мне невольно становится не по себе. Я обнимаю его крепче и целую в щёку, слегка покрытую щетиной.

– Ты хотя бы знал его. Слабое утешение, но всё же. Свою мать я даже никогда не видела. Не имела возможности прикоснуться к ней, поговорить, узнать, какая она…

– Я теперь всю жизнь буду мучиться, Арин, – вдруг признаётся он. – И легче, знаешь, не становится. Ужасно понимать, что ты мог поступить иначе и не поступил… Проще ведь было спрятаться. Переложить ответственность. Сделать вид, что ситуация просто меня не касается.

– Захар…

Проще ведь было спрятаться. Переложить ответственность. Сделать вид, что ситуация просто меня не касается.

Отчего-то, совершенно неожиданно, его слова глубоко цепляют меня. Царапают острыми краями, забираются под кожу. Вынуждают провести параллель и задуматься о собственном малодушии.

Прокручиваю в голове последний месяц своей жизни и внезапно становится мучительно стыдно и невыносимо гадко… Никогда ещё не чувствовала подобного отвращения к себе.

Стоя там, я и решила.

Решила, что обязательно разыщу Громова.

И найду в себе силы на то, чтобы извиниться.

Может, тогда меня наконец отпустит…

Не люблю я эти традиционные ежемесячные вечера. Одно дело проводить время вдвоём с отцом, и совсем другое – терпеть присутствие Кристины.

Их союз по сей день для меня словно чёртова кость в горле. До сих пор не понимаю, как это случилось. Просто в голове не укладывается. Кто бы мог подумать, что отец заинтересуется моей университетской подругой. Станет с ней встречаться, спать. Я не была готова к такому повороту. И уж точно не была готова к тому, что он на ней женится.

Самое отвратительное, что этой «чудесной» новостью меня ошарашили в тот же день, когда я узнала про их связь. А узнала я про их роман совершенно случайно. Увидела лучшую подругу и любимого папочку в ресторане. Мне хватило и секунды, чтобы всё понять.

На отца тошно было смотреть! Обнимал Кристину, прижимая к себе, широко улыбался, и то и дело нацеловывал её плечи и руки. Подруга, шестым чувством ощутив мой тяжёлый взгляд, повернула голову. Да так и опешила. А когда я направилась к их столу, начала лихорадочно отцеплять руки моего папаши от своего туловища.

Отцу это явно не понравилось. Однако выражение его лица изменилось, стоило ему увидеть меня. Он несколько растерялся, правда достаточно быстро взял себя в руки. Отодвинулся от своей спутницы, поднялся с кожаного дивана, расправил пиджак и, нахмурившись, стал ждать звездеца. Понял, что собираюсь высказать им всё то, что я о них думаю. Не откладывая. Без цензуры.

Скандал тогда я закатила знатный. Кристину схватила за патлы, цвета воронова крыла, и у всех на виду поволокла на улицу. Там же залепила ей звонкую пощёчину. Не могла поверить в то, что эти двое снюхались за моей спиной. А тот факт, что они надумали скрывать от меня свои отношения и вовсе оскорбил до глубины души. На тот момент расценить это можно было лишь как двойное предательство.

Как сейчас помню… Отец закрыл собой уязвлённую Кристину, прижимающую ладонь к горящей щеке, и начал говорить такие вещи, от которых становилось дурно. А когда он заявил о серьёзности своих намерений, я вообще выпала в осадок. Тогда и поняла, что потеряла не только подругу, но и отца, судя по всему, в конец ополоумевшего к старости.

Позднее, конечно, пришлось наступить на жабры своей гордости. С ним я помирилась, а вот Кристину до сих пор не могу видеть в нашем загородном доме, несмотря на то, что со дня их свадьбы прошло уже два года.