Когда Сьерра переводит взгляд на меня, я поспешно прячусь за единственной доступной мне дверью, в том маленьком тесном пространстве, где мне было велено мыться, но я не представляю, где найти воду.

Я снимаю одежду. Меня шатает, и, чтобы надеть штаны, приходится опереться о стену. Наконец я натягиваю их, мысленно проклиная, как могу, потому что по удобству это далеко не шорты, к которым я привыкла. Надеть кофту получается быстрее. Как я и ожидала, мне тесно, неудобно и хочется быстрее избавиться от грубой ткани, но это не хуже той одежды, которую я только сняла: по крайней мере, рукава длинные, доходят до запястья, и с закрытой кожей я чувствую себя немного уютнее.

Я плетусь обратно, вижу на кресле ещё один свёрток. Опасливо заглядываю и с удивлением понимаю, что это обувь. Кручу в руках, рассматривая, но понимаю, что плотные носки (или что это?), которые надеты на меня сейчас, наверняка сноснее, чем будет ощущаться эта странная жёсткая обувь. Я кладу свёрток на место, надеясь, что Сьерра не станет меня заставлять, но, когда поднимаю голову и заглядываю за преграду, то вижу там только Алана.

Проходит много времени, но Сьерра так и не появляется.

Новый надзиратель не беспокоит меня — не следит каждую секунду, как это делала дочь Мучителя. Однако он тоже смотрит — украдкой, и от этого вежливого и в то же время любопытного взгляда становится не по себе. Поэтому иногда я вновь прячусь за дверью и остаюсь там так долго, пока не надоедает, или устраиваюсь на кровати, делая вид, что сплю.

Мне не просто скучно и неудобно, но и тревожно, поэтому я стараюсь прокручивать в голове радостные воспоминания, однако очень быстро понимаю, что при мысли о ближних хочется скорее плакать, чем улыбаться, и решаю, что единственно верный выход — молиться, хотя бы мысленно проговаривать слова, пускай даже нет Солнца: «Мы не виним предателей, сбежавших на Тальпу. Не возвращаемся к прошлому, но помним, что искусственный мир обречён. Великий Пожар превратил нас в эдемов, солнечных людей. Мы служим Солнцу, воде, воздуху и земле. Мы называем Вселенную Иоланто и верим в скорое Исцеление. Пускай моё сердце стучит в одном ритме с сердцами ближних. Пускай Иоланто направляет меня». Никогда ещё эти слова не давались мне с таким трудом…

Каждый раз, вспоминая начало, я мысленно спотыкаюсь на фразе: «Не виним предателей и не возвращаемся к прошлому». Теперь я среди них, и если могу кого-то винить, то только саму себя. Стоило послушать Нону и бежать с той поляны со всех ног. Кого я надеялась спасти, когда осталась там? Кого я могла спасти?..

В какой-то момент замечаю, что мои мысли ходят по кругу: я молюсь, осуждаю себя, задаюсь вопросами и снова молюсь, пока моё сознание не устаёт от воспевания Иоланто и самобичевания, и я не проваливаюсь в сон.

Ко мне вновь приходят страхи, которые я уже видела в прошлый раз. Тени вновь сгущаются и выползают из темноты, тянут ко мне лоснящиеся ладони. С потолка на крепкой нити спускается огромная паучиха. Незнакомец пытается снять маску, но срывает собственную кожу. Космонавт пылает в огне, а вслед за ним появляется высокий мужчина в длинном чёрном платье со стоячим воротником и широкими рукавами…

Если бы это был не сон, я бы кричала до тех пор, пока не потеряла голос. Но в лабиринтах разума моего визга никто не слышит, я могу лишь бежать. И я бегу среди деревьев, пока вдруг не замечаю, что вокруг исчезают стволы и кусты, а потом возникают… стены. Вдруг впереди я вижу людей, облачённых в чёрное.

— Твоё счастье в том, что ты пришёл сразу же, как поговорил с Даниэлем, — говорит над моим ухом женщина.

Почему «пришёл»? Кто такой Даниэль? Чей это голос?

Я точно не знаю его обладательницу, и в то же время сам голос кажется мне смутно знакомым. Оборачиваюсь и вижу жуткое лицо, изуродованное рваными ранами, из которых сочится алая жидкость. Крик застревает в моём горле, а девушка продолжает всё так же спокойно:

— Действовать нужно было либо сегодня, либо никогда. Будь осторожен, — она понижает голос, — за тобой следят, — и указывает вдаль.

Но я никого там не вижу.

В этот момент чувствую, как в кожу под рёбрами глубоко врезается игла, и меня пронзает ослепляющая боль, когда я ощущаю, как какое-то вещество проникает в тело.

Чёртов укус пчелы.

Не представляю, что это значит и почему в моём сознании появляются такие слова. Но откуда-то я знаю, что это — худшее, что со мной могло сегодня произойти.

Чьи-то руки бросают меня, и без опоры я падаю на землю, скорчившись от боли.

«За что?» — крутится в голове, но я ничего не могу сказать.

— На твоей ленте несколько вызовов Рэя, — девушка выплёвывает имя, как гнилой кусок яблока. — Хочешь сказать, это случайность?

— Вы могли видеть, что они не приняты, — слышу голос Дэнниса, но не вижу его самого. Я тоже пытаюсь что-нибудь произнести, но задыхаюсь от боли.

— Не думаю, что в наш век проблема связаться с помощью других устройств, — с готовностью отзывается девушка. — Факт в том, что ты даже не упомянул о брате.

Я уже вообще не понимаю, говорит она со мной или с Дэннисом, которого даже нет рядом, но знаю, что оправдываться не стал бы ни он, ни я. Пробую подняться, но ноги не слушаются, и я вновь ударяюсь коленями.