Утро пришло лучами весеннего солнца, скользнув с подоконника и пробежавшись по полу прямиком к кровати. Оно коснулось их тел, лежащих рядом. Мари лежала, слегка прикрытая одеялом, а Филипп был оголен и, уткнувшись носом в ее шею, почувствовал эту игру света и первым открыл глаза. Нежно поцеловав ее в затылок, он встал и пошел в ванную. Открыл воду в душевой и стал жадно впитывать влагу всем телом, как засохшая губка. Выйдя, он увидел Мари за столом. Она сидела, подогнув под себя ноги, и пила кофе. Вторая чашка стояла рядом.

– Доброе утро! – сказал он и обнял ее.

– Доброе. Я немного проспала. Сейчас допью и лечу в офис. Какие у тебя планы? – спросила она.

– Выпить кофе и проводить тебя, – ответил Филипп, улыбаясь.

Они вышли на улицу через полчаса. Солнце светило ярко, воздух уже был пропитан всеми запахами весеннего периода. Это было так здорово. Свежесть, яркость и молодость. То, что заставляет жить.

– На связи. Мари, спасибо тебе за прекрасный вечер. И…

– И ночь, – перебила она, рассмеявшись. Затем прижалась губами к его губам, на секунду задержалась и, оторвавшись, продолжила: – Это было здорово. Можешь не говорить и не беспокоиться ни о чем. Мы взрослые и свободные.

– Но я хотел… – начал он.

– Не спеши, подумай хорошо, – снова перебила она его и пошла к машине, – на связи, Филипп. Звони, чао!

Он поднялся к себе. Сел за стол и задумался. Его мобильный был выключен, чтобы никто не смог потревожить возможными звонками из редакции. Поэтому он вздрогнул от раздавшейся трели домашнего телефона. Он подошел к аппарату и снял трубку.

– Салют, – раздалось на том конце. Это был Кристоф. Его голос Филипп узнал сразу. Они вряд ли были соперниками, скорее всего, Кристоф был дополнением того, чего не хватало Филиппу. Набора тех качеств или черт, которых в нем не было или недоставало. Где-то смелости и решительности, а где-то удачливости и везения, в каких-то моментах наглости и настойчивости, а в каких то – рассудительности и гибкости.

– Как дела? – снова раздалось в трубке.

– Салют. Все в порядке, Кристоф, – ответил Филипп.

– Отлично! – бодро продолжил Кристоф.

Филипп почувствовал, как тому очень понравилось, что его узнали.

– Мне сказали, что ты приехал. Ты не хочешь увидеться? Есть отличный повод для встречи, – продолжал он. – Завтра мы принимаем гостей, можешь приехать пораньше. Все будут рады увидеть тебя.

Это был один из тех приемов, что использовали его родители довольно таки часто, привлекая в свой круг новых людей, расширяя свои возможности и влияние в сфере финансовых структур в стране и на европейском континенте. Его мама была основателем крупного благотворительного фонда, занималась различными сферами деятельности.

– Здорово, – ответил Филипп автоматом.

– Ты еще помнишь, где мы живем? – шутливо спросил Кристоф. И он рассмеялся. Как всегда, легко и непринужденно. Это то, что различало их. Манера находить слова и принимать решения почти моментально, потом не меняя их. В отличие от Филиппа, способного быстро изменить свое решение.

– Во сколько приехать?

– Официальное начало – в три часа дня, но ты приезжай пораньше. Пообщаешься с родителями, познакомишься с моей девушкой, будущей невестой. Тебе будет чем заняться, мой друг. Ждем!

– Хорошо, постараюсь пораньше.

– Договорились, – закончил Кристоф.

Филипп положил трубку и задумался. Нет, у него не испортилось настроение, просто появилось неприятное чувство. Они подружились еще в Сорбонне, учились на одном курсе, сидели рядом и проводили свободное время, делили сигареты и девушек, устраивали студенческие мероприятия и даже играли приятелей в постановках театрального кружка. Однако со временем ситуация начала меняться, и не в лучшую сторону. На это влияли многие факторы: круг общения Кристофа из-за статуса его родителей, вне их общего, студенческого, расхождение взглядов по принципам профессиональной деятельности, жизненная мораль, различная в разных слоях общества. Их пути начали расходиться сначала без изменения модели отношений, а потом все резче и ощутимее. Конечно, этому были веские причины. Ведь Кристоф был единственным сыном родителей, их баловнем с раннего детства. Отец занимал весомую должность в префектуре а мать продолжала дела фонда, основанного еще ее родителями. А это, конечно, известность и свой круг – встречи, фуршеты, приемы, другой уклад в жизни элитных кругов общества со свойственными им нравами и манерами поведения.

Хотя Филипп тоже быстро усваивал правила игры в большом городе, тем более рано потеряв отца и взяв на себя часть его функций, он был прямолинейнее и поначалу открытее любого из своих сверстников. Он желал пробиться в жизни и достичь как минимум признания не только близких ему людей. Это позволило ему выбрать непростой путь, перекликающийся с профессией отца, который был учителем истории. Филипп решил заняться похожим, но копаться в этом он захотел сам, не доверяя уже применяемым моделям. Его всегда влекли гуманитарные науки, будь то литература, история, философия и прочее. И журналистский факультет как никакой другой подходил ему, это желание всегда быть на полшага впереди, влезать туда, где возможна искра нового, вероятность поспорить со старыми догмами и предрассудками. Смелость, решительность и индивидуальность – вот что он выбрал в своем будущем. Возможность прикасаться к истории, оспаривать факты, низвергать авторитеты. Это был задор юности.

Между тем, по мере погружения в эту среду, настоящую, реальную, открывалась другая сторона – агония мира, продажность общества и нездоровый запах от всего, к чему приходится прикасаться.

Сначала это выворачивало его наизнанку. Мировоззрение отца, любовь матери, тепло семейного очага и детство в пригороде, все-таки отстраненном от сумасшествия столицы, – все это было иммунитетом, но он оставался здоров недолго. Он понял, что надо принять реалии, взглянуть правде в глаза – и признать ее. Только приняв, ты сможешь двигаться дальше, иначе – разочарование, депрессия и конец. Всего.